Вначале Майрам решил, что заботливость Ильи оттого, что Николай Николаевич распорядился помочь ему поскорее освоиться. Но вскоре убедился, что это не так. В Илье улавливались те черты, которые не идут от команды свыше. Чего стоило Илье проявить внимание к Майраму, новичку стало ясно, когда он познакомился с семьей своего напарника. Как-то Илья в выходной пригласил Майрама к себе в гости. Сам он очень спешил домой: жена поехала к родителям в Архонку, и дети без присмотра. Позже выяснилось, что дело не в детях. Майраму и самому хотелось посмотреть, как живет Илья. Дети вели себя довольно спокойно и не должны были вызывать беспокойства у отца. Сын Петя был уже в шестом классе, дочь Марта — в четвертом. «Я тебя с отцом познакомлю», — сказал Илья, и они прошли во внутреннюю комнату, окна которой были затемнены. Отец Ильи не спал и явно обрадовался гостю. Илья распахнул шторы, и Майрам увидел лежащего на диване, укрытого пледом до подбородка, давно не стриженного, но тщательно выбритого пожилого мужчину. Глаза его заинтересованно и весело ощупывали гостя. «Ты и есть Майрам?» — спросил Бабек Заурбекович, и Гагаез удивленно оглянулся на Илью: неужели тот разговаривал с отцом о нем? Напарник весело кивнул ему и сказал: «Отец у меня большой любитель потолковать. И тебе скучать не придется. А я тем временем похлопочу об ужине». Он ушел на кухню, а Майрам через полчаса уже все знал о Бабеке Заурбековиче: и о том, как он видел из Хохкау бомбежку Алагира, о том, как возвратился домой с фронта инвалидом, как семь лет назад умерла жена — от повышенного давления. «Из-за меня извелась» — горько пояснил Бабек Заурбекович, и о том, как Илья решал вопрос, как быть с отцом.
— Да, сыну с невесткой много мук несу, — с горестью сообщил он. — Оба они с утра до ночи на работе, у них двое ребятишек, а тут еще со мной одна морока. Я ведь совсем беспомощный. Подай то, подай это. Кому такое в радость? — И тут же сердечно признался: — Заикнулся было о Доме инвалидов, так Зина такой скандал мне учинила… — Заулыбался довольный. — Да и то правда, там и трех дней не пожил бы. Не потому что плохо, душе было бы тоскливо: при родном сыне да в богадельню?! Мученья я всем доставляю… Сын и Зина и в кино-то не ходят, после службы одна у них дорога — домой! И внуки веселого мало видят. Всех мучаю, всех!.. Понимают, что я не по своей воле стал калекой. Понимают, но от этого разве им легче? И мне самому такая жизнь не в радость. Телевизор, говорят, смотри. Так он же тоску и навевает. Как увижу поле — запах трав хочу почуять. До головокружения хочу! Вот как! Жаль, не придумали еще такие телевизоры, чтобы запах был. Меня сыночек радует: нет-нет, да и на часок-другой прихватит в горы. Раньше я и не замечал, как они красочны да горды, наши горы. Стоят себе, ну и пусть стоят. А теперь мне с утра до вечера сидеть бы там и вдыхать воздух полной грудью… Ты замечал, что в горах и облако иначе по небу стелется, а? Присмотрись, Майрам. Стелется, будто кланяется нам…