После тяжелейшего допроса я оказалась лежащей на полу в кабинете следователя… Сознание возвращалось медленно, в веках чугунная тяжесть, до слуха еле-еле доносились звуки. Видимо, был вызван врач – я ощущала на голове добрую руку и услышала слова: «Что вы с нею сделали?» Наверное, мне был сделан укол. Меня посадили на стул. Потом два солдата волокли меня, взяв под руки, по коридору, как сноп соломы. «Так тебе и надо, контре!» Бросили меня в камеру-одиночку поперек железной кровати, голова свесилась вниз, и ушли. У меня не было сил пошевелиться, кровь прилила к голове, а поднять ее на кровать не могу. Только одна мольба в сознании: «Помоги, помоги, Господи!» И тогда я услышала строгий голос: «Помни, Бог поруган никогда не бывает. Милость Божия всегда пребывает с человеком, молитва за Богом никогда не пропадает». С трудом я все-таки подняла голову на край кровати и забылась. Сколько я тогда так пролежала, не помню. И после много страшного мне пришлось пережить в тюрьме и в лагере. Я твердо верю, что только по молитвам Матушки осталась жива.
После моего ареста Матушка прожила всего два года – сгорела, помогая нам. Мы с Катей понимали, что́ могло ожидать Матушку. Я молилась: «Пусть с нами, только не с Матушкой».
В войну у нас проживал блаженный Митрофаний, и после войны он гостил часто у нас. Перед моим заключением его арестовали в Вязьме, дали двадцать пять лет. Также и это усугубило дело.
Мама написала мне в лагерь последние слова Матушки, обращенные ко мне: «Пусть она ничего не боится, как бы ни было страшно. Она в воде не потонет и в огне не сгорит, пусть знает это и живет, как малое дитя, – возят дитя в саночках, и нет никакой заботы – Господь все Сам управит!»
Матушка была человеком, и ей не были чужды наши страхи. Перед смертью пришел ее исповедовать отец Димитрий, и она очень волновалась, правильно ли сложила ножки и ручки. Отец Димитрий говорит: «Матушка, да неужели и вы боитесь смерти?» – «Боюсь».
После смерти Матушка многим помогала. Явилась моему будущему мужу, который также сидел в лагере, и сказала, что она мать Матрона. В руках у нее была чашка чая. Она поставила ее на тумбочку, сказав: «Давай выпьем вместе чаю; ты Зину еще увидишь, а меня больше никогда». После этого сна меня вскоре отправили на этап в тундру, и след мой был потерян на полтора года. Таким образом она успокоила моего будущего мужа, а у него самого был срок двадцать пять лет. (Он был сыном священника, погибшего в лагере.) В 1955 году меня реабилитировали, и я осталась в Магадане помогать мужу, потом ему сократили срок до десяти лет, и он вышел на свободу, но с «волчьим» паспортом – с предписанием пожизненно жить на Севере. Мы подали на пересмотр дела. Прошел год, а ответа нет и нет. И вот я вижу сон: Матушка облачается в мундир генеральский, царских времен, с аксельбантами, лентой полосатой через плечо и прикрепляет на грудь множество значков, а я спрашиваю: «Матушка, что это такое?» Она отвечает: «Это регалии – мои заслуги перед Богом». Я спрашиваю: «А куда же вы так одеваетесь?» А она недовольно: «Куда-куда – к Самому Богу Саваофу на поклон, ведь до сих пор по делу Ростислава нет ответа!» Я: «Матушка, неужели вы и там о нас заботитесь?» А она: «А куда вас денешь-то!»