Теперь Игранзи улыбнулась, но я видела, что эта улыбка была слабой и натянутой.
— Узор неясен, — сказала она. — В нем много спиралей, и все они перекручены, как…
— Просто скажите.
Улыбка Игранзи исчезла.
— Там был волк с человеческими руками. Его зубы усеяны драгоценными камнями. Он рычал, тянулся к тебе, и ты к нему повернулась; ты знала о волке, но это не имело значения, потому что он схватил тебя и укусил за бедро.
Я никогда не слышала, чтобы она так четко описывала видение. Ченн была встревожена меньше меня. Она кивнула, словно поняла слова Игранзи, и сказала:
— А другие, слабые картины?
— Не ясны, — ответила Игранзи. — Перекрученные линии цвета крови.
Еще один кивок, и Ченн повернулась ко мне.
— Пожалуйста, скажи, как тебя зовут, и возьми зеркало.
Я выпрямилась. Только сейчас я заметила, что выше нее.
— Нола, — ответила я, стараясь не говорить слишком гордо или чересчур скромно, и взяла зеркало. Смахнув снег краем накидки, я села на камень.
— Скажи, что меня ждет, — услышала я слова Ченн.
Видение возникает сразу. Как только в медном зеркале исчезает туман, я исполняюсь уверенности, что сейчас будут ужасы, но нет. В золотом кресле, словно на троне, сидит Ченн. Кресло меньше, чем в моем представлении должен быть настоящий трон. Она купается в солнечном свете; сияет золото, на светло-зеленом платье блестят бусины. Ее распущенные и расчесанные до блеска волосы так же темны, как глаза. Она смотрит направо, улыбаясь чему-то или кому-то, кого я не вижу. Поднимает руку и произносит слово — имя. Я знаю это, хотя не слышу его.
Свет тускнеет, возвращается медный оттенок. Позже я пытаюсь убедить себя в том, что моему видению помешали тени на меди; тени и красота девушки, ее платье и улыбка. «Я больше ничего не видела», позже думаю я, или: «Я видела, но ничего не поняла. В конце концов, видение исчезало…»
Ее горло — белое, гладкое, совершенно непримечательное, если не считать туманного опала в ямочке. Но когда видение начинает терять силу, я вижу, как горло раскрывается. Оно раскрывается, и два его края выворачиваются наружу, как лепестки цветка. Крови нет.
Вот что я увидела, а потом моргнула, и перед глазами в запорошенном снегом зеркале возникло мое собственное лицо.
— Нола? — сказала Ченн.
Я посмотрела на нее. Из-под платка выбилась прядь черных волос, упав на плечо.
— Что ты видела?
Я уже забывала. Глядя в ее глаза, я теряла воспоминания.
— Это было прекрасно, — ответила я. У меня кружилась голова, и ее улыбка дрожала. Падающий снег был того же цвета, что и платье с бисером. — Ты сидела на золотом троне в богатом зеленом платье. У тебя было ожерелье с опалом и, может быть, кольца. Волосы были распущены и блестели. Ты кому-то улыбалась, а потом протянула ему руку — я чувствовала, что это