Глава посольства опешил. Некоторое время он молча потирал брови большими пальцами. Наконец он громко прочистил горло и сказал: «Надо признать, я ошибался, опасаясь за вас. Вы копаете по-крупному и не зацикливаетесь на мелочах. Более стройной гипотезы я не слышал давно. Мне она кажется все-таки фантастичной, но она заслуживает проверки».
Он, кряхтя, нагнулся и достал шкатулку с гравированным изображением рыжего морского ежа. «Хотите?» — спросил он, открывая шкатулку. «Пожалуй, нет», — осторожно ответил Михаил. «Придется. К сожалению, это приказ, — угрюмо сказал шеф и протянул ему шкатулку. — Аромат ничего не напоминает?» Что-то было отдаленно знакомое в едком запахе бурого порошка, но воспоминание ускользало. Шеф достал серебряную ложечку, зачерпнул порошка с горстью и протянул Михаилу: «Съешьте, и не просыпьте, — увидев колебания Михаила, глава повторил строже. — Это приказ». Вначале Михаил подумал, что его хотят отравить. Следом пришла более логичная мыль — не отравить, а подставить. Наглотался экстракта рыжего ежа и хотел убить главу посольства. Тем не менее, он повиновался, такова уж была выучка. Порошок имел привкус тины. Что-то отдаленно знакомое, из раннего детства, но что? «Отлично, — сказал глава. — Вы отравлены… шутка, шутка… спокойно. Теперь объясняю план действий. Вот топор». Он достал из-под стола дровосечный колун, который знали все в посольстве. Именно с ним шеф, объятый пьянящим гневом от наркотика, бегал ночью по коридорам посольства. Он пытался зарубить несчастную собачонку, но никогда не добивался успеха: впадал в последний момент в слабоумную немочь и вскоре засыпал. «Через три минуты, — сказал шеф, — я вызову моего спецсекретаря. Когда он войдет, вы изобразите неистовый гнев и броситесь на него с топором. Только ради бога не заденьте его ненароком. Управиться с тяжелым топором на бегу не так-то просто… Все ясно?» — «Да», — сдавленно ответил Михаил. Он не понимал, что должно последовать. Может быть, спецсекретарь действительно агент Желтолицых, и пришло время его убить? Он сосредоточенно обдумывал эту гипотезу, когда его вдруг охватило неописуемое чувство. Как будто у каждого предмета в комнате есть глаза, и он, Михали, видит сразу все предметы со всех сторон глазами всех предметов. Появился ясный как никогда образ самого себя. Нельзя сказать, что он увидел себя со стороны, но он чувствовал, что вот-вот увидит, и мог предвосхищать то, что должен вот-вот увидеть. «Ну что, накрыло? — усмехнулся глава, перейдя на фамильярный тон. — Махать топором — хочется?.. нет? Надо же как интересно! — воскликнул он ехидно. — А придется. Георгий, пожалуйте ко мне!» Раздался стук в дверь. «Да?» — спросил глава. «Это Георгий, вызывали?» — раздался голос спецсекретаря. «Да, Георгий, войдите». Тот вошел, поклонился и встал у двери. «Подойдите ближе, Георгий!» — ласково сказал шеф. К множеству точек наблюдения, по которым было размазано сознание Михаила, прибавилась еще одна — из глаз Георгия. Михаил почуял страх в душе Георгия, и появилось желание переместиться в его тело, чтобы успокоить его. Георгий осторожно подошел ближе и остановился в пяти шагах от главы. «Ну!» — сказал глава нетерпеливо, обращаясь к Михаилу. Михаил очнулся от созерцания и вспомнил свою роль. Он схватил топор и с воплем бросился на Георгия. Волна паники, исходящей от Георгия, чуть не сбила Михаила с ног. Он замер, с топором наперевес, и понял, что не может больше находиться в своем теле. Такой страх овладел Георгием, что Михаила буквально втолкнуло в его голову.