На полу вагона сидел старик бомж.
– Не встает, мля, – сплюнув, сказал невысокий пацан в черной толстовке. Глаза его беспокойно метались, словно воры, которые не желают, чтоб их застукали на горячем.
– Да кому я мешаю? Местов даже не пачкаю. Посижу, погреюсь. Холодно ж, ребятки, – забормотал старик.
Он сидел, разбросав в стороны ноги, как сидят двухлетние малыши в песочнице, и щерился бессмысленной и невинной ухмылкой животного. Запах прелой капусты растекался от него во все стороны по вагону.
– Ты, укурок, у тебя билета нет. Вали отсюда! – сказал кто-то из подростков, и парни засмеялись. – Воняешь, козляра, помойкин сын. Нормальным людям воздух травишь.
Бомж, заправляя за ухо космы седых с желтизной волос, продолжал бесстрастно взирать на мир. Голые без ресниц веки, напоминающие измятый пергамент, часто подрагивали, желтые и легкие, словно измятый пергамент.
– Ну, ты че, не понял, что ли?! Ты, может, тут помереть собрался, герой-танкист?! Сейчас огребешь.
– Он, сука в ботах, пофигист! – сказал высокий худой парень лет семнадцати с синей наколкой «Рейх» руническим шрифтом на бритом виске. Реплика вызвала взрыв хохота у его приятелей; все они были младше бритоголового остряка.
Алевтина вцепилась в руку Вадима Николаевича и почувствовала, как он напрягся.
Бомж встать и не пытался. Свалка случайно накиданного вонючего барахла представляла его гардероб: все не по размеру, не по сезону – замызганные кроссовки с лопнувшей в нескольких местах кожей, брюки, будто шрапнелью побитые, слишком короткие, выставляли напоказ голые лодыжки в расчесах, синяках и кровоподтеках, темное пальто с оторванными пуговицами, расходясь бортами, без стеснения предъявляло миру тощее гусиное горло старика, обвисшее и бледное, со вздутыми голубыми жилами. Свалка. Выброшенные, ни к чему не годные остатки человека. Не доеденная жизнью требуха: огрызки ума, засохшие сухари мечты, разбитое вдребезги уважение.
Бомж напоминал уродливое яблоко-падалицу, зараженное плодовой гнилью, – весело его разве что ногой пнуть, чтобы поглядеть, как брызнут во все стороны коричневые ошметки.
– Дайте пожрать, – попросил старик.
Парень с наколкой расхохотался.
– Вали – тебе сказано! Чеши отсюда! Пока я ленюсь заняться всерьез… Руки марать не станем. А вот ногами отметелим, если сам не уйдешь. Пошел!
Он ткнул старика ногой под ребра. Бомж покачнулся, уперся ладонями в пол, чтобы не упасть.
– Давай, Рауль. Он еще хочет!
Рауль дал. Старик повалился, ударившись об угол деревянной скамьи. Крупный пористый нос окрасился ниткой крови. Подростки, часто дыша, сгрудились над стариком, подзадоривая друг друга и предвкушая…