— Теперь что касается вас двоих. — Сильвия повернулась к нам с Крисс. — Наши гостьи из Италии были в полном восторге. На них произвели большое впечатление ваш внешний вид и угощение, и они отдельно поинтересовались тем, какое вино подавали, так что браво! Я не удивлюсь, если итогом этого приема станет появление у Иллеа нового замечательного союзника. Вы заслужили похвалу.
Крисс восторженно пискнула, а я издала нервный смешок, радуясь тому, что все осталось позади, не говоря уж о том, что мы обошли вторую команду.
Сильвия сказала, что ей еще нужно написать официальный отчет для представления королю и Максону, но заверила всех в том, что беспокоиться не о чем. Пока она говорила, в комнату ворвалась служанка и, подбежав к королеве, зашептала что-то ей на ухо.
— Ну разумеется, можно, — сказала королева, потом неожиданно поднялась и сделала несколько шагов к дверям.
Служанка поспешила распахнуть двери, и на пороге появились король с Максоном. Я знала, что мужчинам не позволено входить в Женский зал без разрешения королевы, но наблюдать это правило в действии было забавно.
При их появлении мы поднялись, чтобы сделать реверанс, но их, похоже, не слишком заботили формальности.
— Дорогие дамы, просим прощения за вторжение, но у нас срочные новости, — сообщил король. — Боюсь, война с Новой Азией перешла в другую стадию, — сказал Максон твердо. — Ситуация настолько угрожающая, что мы с отцом должны немедленно туда вылететь.
— Что случилось? — ахнула королева, хватаясь за сердце.
— Никаких поводов для беспокойства нет, милая, — заверил король.
Но это утверждение не могло быть полностью прав диво, коль скоро ситуация требовала их безотлагательного присутствия. Максон подошел к матери. Они коротко о чем-то негромко переговорили, потом она поцеловала его в лоб. Он обнял мать и отошел в сторону. Король принялся отдавать жене какие-то распоряжения, а Максон тем временем подошел попрощаться с каждой из нас.
Прощание с Натали было столь кратким, что с таким же успехом его могло вообще не быть. Натали, впрочем, это, по-видимому, не слишком расстроило. Я не знала, как это истолковать. То ли ее в самом деле не опечалило явное равнодушие Максона, то ли оно настолько ее огорчило, что она заставила себя изображать хладнокровие.
Селеста повисла у Максона на шее и разразилась потоком фальшивых слез. Бездарнее этого представления я еще не видела.
Тут же вспомнилась Мэй, которая в детстве считала, что стоит ей разреветься, как у нас сами собой появятся деньги, чтобы купить то, чего хочется. Когда Максон высвободился из объятий Селесты, она запечатлела на его губах поцелуй, который он быстро — и как можно более незаметно — стер, стоило ей отвернуться.