Его мать приехала во Францию вместе с родителями во время войны в Испании. Его отец (старше ее на десять лет) был участником партизанского движения в Пиренеях. Он нашел приют в семье будущей жены в деревне близ Нима:
— Вы знаете, Сара, это деревенька с каталонскими традициями, с деревянной ареной для боя быков, с домиками виноградарей, внутренние дворики которых были защищены от палящего солнца аркадами зелени.
Они жили в маленькой хижине рядом с виноградником, на котором и работали.
— Когда я был ребенком, я никогда толком не задумывался, кто именно, мой отец или моя мать, были гостями в этой семье, в этой семье испанских республиканцев, спасших французского партизана. Все мое детство было окружено политикой, не той вялой политикой, к которой мы привыкли сегодня; они были истинными идейными борцами, они не боялись огня, они боялись бездействия. — Рафаэль размышлял: — Они были такими отважными, мои родители. Действительность входила в наш дом вместе с друзьями, товарищами, в этой действительности существовали и добро, и зло… Они были на стороне добра.
Рафаэль услышал вопрос в моем молчании.
— Да, несчастный случай: взбесившийся автобус, у него отказали тормоза на горной дороге. Мне было одиннадцать лет. Они скончались на месте; у меня — черепная травма, и затем это!
Он дотронулся до своих очков. Он поднялся, как будто отряхиваясь:
— Не стоит здесь оставаться.
И распрямившись во весь рост, внезапно заполнил собой всю маленькую терраску. Он наклонился ко мне. Я вздрогнула, мне показалось, что он смотрит на меня, его незрячие глаза были устремлены точно на мое лицо. Он нагнулся еще ниже:
— Я бы хотел вас узнать. Вы позволите мне дотронуться до вашего лица?
Кончики его пальцев слегка коснулись моих волос, обрисовали мой лоб, щеки, затем долгое ласкающее движение вдоль затылка, шеи. Я была в его власти, смущенная этим детальным осмотром, проводимым с такой легкостью, боящаяся того, что он может обнаружить, изумленная исчезновением моей обычной стыдливости, покоренная интимностью, рождающейся на кончиках его пальцев.
Нескоро, очень нескоро, Рафаэль мне признался, что надеялся на ответный жест. «Я полюбил тебя сразу же, Сара. Ты так приятно пахла. Ты угостила меня коктейлем на террасе кафе. Ты так внимательно меня слушала, и конечно твой голос, Сара, твой голос, так похожий на твое имя». Я никогда не осмелилась признаться ему (возможно, он догадался), как я робела услышать вердикт, вынесенный его пальцами, как мне хотелось прижать его ладони и как страшилась, что они распознают мою тайну, как я боялась… с этого момента я начала ему лгать.