Вилбур Хантер почтил нас своим присутствием. В.Х. вполне осознавал всю значимость этого факта. Я видел, как он бесцеремонно разглядывал Ингрид со сложной смесью важности и явного интереса.
Сделав глоток виски, он сказал:
— Знаете, я не виделся с Анной довольно долгое время. Меня никогда раньше не приглашали на встречу с ее друзьями. Так что это совершенно особый случай.
— Как давно вы не были в Лондоне?
— Ну, пять, шесть лет.
— Город сильно изменился?
— Я не позволяю ему меняться. Он застыл в моем сердце, как место, где я впервые встретил мать Анны. Это было двенадцать лет назад. Я категорически отказываюсь замечать какие-либо перемены, и в Лондоне, и в ней.
— Как галантно, — заметила Ингрид.
— Вопреки моему имиджу в сердце я романтик. А вы?
Его вопрос был обращен ко мне. Было что-то странное в его взгляде.
— О, да, — опередила меня Ингрид — Это тонкий момент, но я думаю, совершенный романтик.
— Вот Анна не романтична. Не так ли, Анна?
— Конечно, нет.
— Как тебе этот ответ, Мартин? Или, может, ты не согласен?
— Вы утверждали, Вилбур, что романтик ни в какую не хочет видеть перемен в любимом человеке или в городе, память о котором он влюбленно хранит. Стало быть, буквальное значение слова «романтик» — «не правдивый». Могли бы вы с этим согласиться?
— В этом смысле Анна, — сказал Вилбур, — очень правдивая девушка.
— Это так, — подтвердил Мартин. — Она абсолютно лишена лжи. Я нахожу это необычайно трогательным и гораздо более привлекательным, чем романтичность.
— В самом деле? — вступила Ингрид, чувствуя, что беседа принимает острую форму, в которой она не была сильна.
— Это, разумеется, только клише, — продолжил Вилбур, — но я нахожу, что правда слишком многолика. Что-то одно может показаться приемлемым, тогда как на деле никто не знает всей правды целиком. Разве не так?
— Звучит несколько цинично. — Мне захотелось расставить все точки над i. — Романтизм, подобно идеализму, способен быть последним прибежищем циника.
Мартин рассмеялся. Вилбур обернулся к нему.
— Вы-то как раз не выдаете себя, Мартин. Может, вы настоящий циник, маскирующийся под романтика, притворщик под маской правды?
— Я люблю Анну. И в этом честен. Между прочим, я готов признать за каждым его понимание действительности. Думаю, это и есть фундамент настоящей свободы — творить собственную реальность, доступную тебе.
— Я вижу, вы с Анной превосходно соответствуете друг другу. Анна говорила, что вы пишете интересные романы, так, Мартин?
— Да, но совсем немногие журналисты признаются в этом.
— Ты намекал мне, — настояла Анна.