— Опять Лефор, — рассмеялась Мария.
Раздражение, которое она раньше испытывала всякий раз, думая о Лефоре, теперь совсем исчезло, и она призналась, что вела себя по-глупому, обижаясь на его манеру выражаться. Грубые слова и замашки были естественны для бывшего пирата. И она громко рассмеялась, вспомнив, как он с багровым от ярости лицом нахлобучивал шляпу на голову, ударяя кулаком по тулье, как пытался вскочить в седло, когда кто-то нарочно ослабил подпруги. И ей было приятно думать, что Лефор серьезно ранил опасного бунтовщика.
Мария уже больше не обращала внимания на свой капот, и когда она смеялась, полы совсем разошлись, полностью обнажив восхитительную грудь. Вид божественных округлостей в сочетании с запахом молодого женского тела совершенно выбил Лапьерье из колеи, который, как и все остальные мужчины, под воздействием тропического климата чрезвычайно легко распалялся. От внезапно возникшего горячего желания кровь бросилась ему в лицо, глаза начали вылезать из орбит, на шее вздулись вены. Его охватило чувство восторженного упоения, и он окончательно потерял голову.
Не в силах далее сдерживать себя, он, протянув руку, коснулся пальцами груди Марии и тотчас ощутил дрожь, пробежавшую по ее телу. Мария хотела привстать и оттолкнуть его, но Лапьерье, охваченный неукротимой страстью, уже сжимал ее в своих объятиях.
Совсем близко она видела его глаза, горевшие огнем чувственного азарта. Интенсивность его вожделения и страстные объятия взволновали ее кровь, привели молодую женщину в состояние крайнего возбуждения.
А Лапьерье уже всем своим весом навалился на нее, и его руки гладили ее бедра и ноги. Веревки гамака больно врезались в спину Марии, но эта боль была ей приятна. Под его нетерпеливыми пальцами вибрировало все ее тело. То были ласки, которые Марии снились по ночам. Ей казалось, будто она летит в пропасть. Безуспешно пыталась Мария преодолеть собственную слабость, ее тело отказывалось подчиниться, ибо оно всеми фибрами тянулось к мужчине. Почувствовав губы Лапьерье на своих губах, Мария поняла, что именно этого она все время хотела. Его поцелуи становились все горячее, все настойчивее.
Листок бумаги со статьями хартии, так старательно выписанными Бофором, валялся забытым на полу.
Пока Лапьерье ласкал ее, оба не произнесли ни слова. Как в тумане Мария спрашивала себя, почему у нее недостает сил оттолкнуть его, устоять против домогательства человека, которого она не любила, не уважала и который даже физически не привлекал ее.
Распахнув капот, Лапьерье, уже не стесняясь, дал полную волю рукам. Он больше не держал ее в объятиях, а любовался прекрасным телом, белизной ее кожи, освещаемой чудесным солнцем тропиков. Его пальцы гладили ее, и она вся трепетала от нежного прикосновения. Испепеляемая неистовым желанием, Мария всем своим существом жаждала достичь абсолютной вершины удовлетворения. Оба забыли обо всем на свете.