Внезапно оба услышали, как в доме кто-то звонко и радостно запел. Отпрянув от молодого шотландца, Мария воскликнула:
— Это Жюли!
Мобре взглянул на дом, где за широким окном увидел служанку, весело и легко сбегавшую по лестнице.
— Я посылаю Жюли в Сен-Пьер с поручением, — сказала Мария. — Она доедет с вами почти до гавани.
Шотландец лишь кивнул головой в знак согласия.
— Я готова, сударыня, — проговорила, подходя, Жюли.
— Кинк сейчас приведет лошадей. Ты поедешь с господином де Мобре, — распорядилась Мария.
Девушка подняла глаза на кавалера. От всего ее существа веяло безмятежной радостью; казалось, в любое мгновение она готова заливисто рассмеяться, смех искрился у нее в глазах, в которых де Мобре как будто уловил что-то похожее на ироническую улыбку.
Подъехал Кинк с лошадьми, и Реджинальд, ведя на поводу коня, приблизился к побледневшей Марии, чтобы попрощаться. У нее мучительно сжалось сердце, когда он грациозным движением взял протянутую для поцелуя руку. Из-за присутствовавшей Жюли молодой человек лишь слегка коснулся губами нежной кожи, однако свои чувства он выразил достаточно ясно крепким пожатием пальцев.
— До свидания, сэр Реджинальд, — с усилием проговорила Мария.
Кинк помог Жюли взобраться на лошадь, и она уже затрусила по дороге, когда де Мобре, коснувшись ногой стремени, легко вскочил в седло.
— Прощайте, — сказала Мария тихо, чтобы не услышала Жюли.
— Прощайте, — ответил де Мобре, и Мария поспешила в дом, будучи не в силах справиться с охватившим ее отчаянием.
Некоторое время Реджинальд и Жюли ехали молча рядом. Дорога, построенная дю Парке, была неровной и извилистой, но почти на всем протяжении позволяла видеть Сен-Пьер, бухту и стоявшие на якоре корабли.
По обе ее стороны буйно разрослась тропическая растительность. Однообразие пышной зелени там и сям прерывали великолепные цинии и другие яркие цветы, а непосредственно на обочине росла в изобилии лесная земляника.
Потом Жюли пропустила шотландца вперед, держась сзади, внимательно рассматривала каждую деталь его ладной фигуры, втайне завидуя своей госпоже, которой удалось покорить такого красивого кавалера.
Де Мобре ехал, высоко подняв голову, и, казалось, совершенно забыл о своей юной спутнице. Возможно, предположила Жюли, он все еще думал о Марии. На ближайшем повороте, однако, де Мобре натянул поводья, сдерживая коня и давая девушке возможность вновь догнать его. Повернувшись в седле, де Мобре смотрел на подъезжавшую Жюли. Она показалась ему очаровательной в своем легком светлом платье.
— Знаешь что, моя прелесть? — сказал он, когда Жюли поравнялась с ним. — Мне кажется, твоя лошадь еле-еле переставляет ноги. Видимо, недовольна обилием выбоин и камней.