Как многие лос-анджелесские лягаши, Йети — его так прозвали за предпочитаемый метод проникновения в дома — лелеял тягу к индустрии развлечений и вообще-то успел уже сыграть немало характерных ролей, от комических мексиканцев в «Летучей монахине» до помощников психопатов в «Странствии на дно морское», поэтому теперь платил взносы в ГКА[3] и получал гонорары за повторные показы. Может, продюсеры этих рекламных пауз про «Вид на канал» были до того безрассудны, что рассчитывали на какую-то узнаваемость, — а может, как подозревал Док, Йети неким манером втянули в махинации с недвижимостью, на которых всё и держалось. Но как ни смотри, человеческое достоинство при этом особо не учитывалось. Йети возникал перед камерой в прикидах, которых стремалось бы даже смертельно серьёзное калифорнийское хипьё; сегодня на нём была бархатная накидка до лодыжек, вся в огурцах стольких несочетающихся «психоделических» оттенков, что ящик Дока — аппарат нижайшего класса, купленный пару лет назад на автостоянке «Зоди», когда там устроили распродажу «Полнолчнное полоумие», — за ними не очень поспевал. Йети дополнил наряд «бисером любви», тёмными очками с «пацификами» на стёклах и гигантским афро-париком в полоску — красно-китайскую, индиго и шартрёз. Зрителям Йети частенько напоминал легендарного торговца автостарьем Кэла Уортингтона — только если тот прославился тем, что у него в рекламе снимались настоящие животные, у Йети в сценариях фигурировал отряд малолетних террористов: они лазили по мебели образцово-показательных домов, непослушно ныряли бомбочками в дворовые бассейны, улюлюкали, понарошку стреляли в Йети и при этом орали: «Власть уродам!» и «Смерть Свинье!». Зрители бились в экстазе. «Детишки-то, детишки, — восклицали они, — ух, это же что-то с чем-то!» Никакой перекормленный леопард так не раздражал Кэла Уортингтона, как эти детки доставали Йети, однако тот был профи, куда деваться, и ей-же-ей мужественно всё претерпевал — пристально изучал фильмы У.К. Филдза и Бетти Дэйвис, когда их показывали: набраться уму-разуму и, может, понять, что делать в одном кадре с детишками, чья прелестность для него неизменно оставалась не более чем проблематичной. «Мы подружимся, — хрипло каркал он как бы себе под нос, делая вид, что не может не дымить сигаретой, — дружбанами будем».
Вдруг в наружную дверь забарабанили, и Дока вдруг осенило, что это наверняка сам Йети — сейчас опять эту дверь вышибать будет, как в стародавние времена. Но оказалось — Денис, живший ниже по склону; все произносили его имя так, чтобы рифмовалось с «пенисом», и теперь он выглядел ошалелее обычного.