— Как тебя зовут, женщина?
— Дара, сьере барон.
Опускает голову под чёрным платком. Чёрный цвет — цвет старой девы. Не смогла в своё время найти себе мужа. и после тридцати лет пришлось одеть. Белый — замужней женщины. Коричневый — вдовий. Алый, либо вообще отсутствие покрывала на голове — невеста…
— Останешься тут. Будешь приглядывать за ней, пока я не освобожусь. Чтобы не было скучно — вымоешь полы, протрёшь стены, мебель и окна. Всё понятно?
— А оно…
— Не оно, мать твою! Яяри тоже человек! Только из очень дальних краёв! Такие, как она живут на Северных Островах! И ничего тебе бедная девочка не сделает! Понятно?
— Простите, сьере барон! Мы не знали…
— Ясно, что не знали…
Машу рукой.
— Короче, присматривай за ней. Если что — сразу найди меня и скажи.
Она кланяется в поклоне. Сложив руки на животе. Странно. Вроде красивая, и даже фигура сохранилась. Чего её не повезло? Эх, жизнь такая штука… Ладно. Надо идти. Разворачиваюсь, выхожу из комнаты. Груду мусора из бывшей спальни маркиза уже почти вынесли. Осталось чуть–чуть. А вот и парнишка!
— Эй, Арк!
Он тут же бросает два больших деревянных ведра, в которых таскал мусор, побегает ко мне и сгибается в поклоне:
— Слушаю, ваша милость!
— Выпрямись. Я не всегда злой.
Подросток снова занимает вертикальное положение, и я показываю на соседнее помещение:
— Что тут у нас?
Арк краснеет:
— Так покои для девок маркизовых, ваша светлость.
— Для девок?
Парнишка мнётся:
— Там сьере прежний маркиз своих полюбовниц пользовал. Да и тех, кого ему притаскивали…
…Значит, не брезговал висельник и таким?
— А там?
— Кладовые, ваша милость. Под одежду, посуду дорогую, ткани, и прочее, что ценное.
— Ладно. Продолжай уборку.
Арк снова хватает вёдра и, поклонившись, остервенело орудует лопатой, нагружая их перепревшей соломой и прочим дерьмом. Я же подхожу к комнатке для утех и толкаю дверь. Та открывается, вхожу внутрь. И первое, что я вижу — обнажённое девичье тело, прикованное к кровати за руки и ноги. Как ни странно, она жива. При виде меня её глаза загораются ненавистью, она что‑то пытается сказать, но из горла вырывается лишь сипение. Справившись с замешательством, прыжком подлетаю к кровати, срываю покрывало и прикрываю её. Потом убеждаюсь, что цепи закрыты на замки. Возиться и искать ключ некогда, а по виду оковы из сырого железа. Поэтому тянусь за мечом, затем бросаю:
— Закрой глаза!
Она послушно опускает веки, сообразив, что всё не так просто. Молниеносный удар, и одна из цепей рубится. Неожиданно легко. Второй замах. Третий… Девчонка рывком усаживается, затем плотно закутывается в ткань картины. Осматривается, наконец, с трудом выдавливает из себя: