Он протянул руку; Маргарита положила в нее свою и не сделала ни малейшего движения даже кончиками пальцев.
— Фу, как холодно, как оскорбительно холодно!.. Ну-с, старый дядя должен довольствоваться и этим, на то он и обременен годами и мудростью, — добродушно добавил Герберт, выпуская ее руку. Затем он поставил планку на старое место, запер шкаф и взял ключ. — Я на днях снова попрошу ключ от этой комнаты; я уверен, что в этом столе есть еще многое, что поможет нам разобраться в этом деле. Не оставайся здесь больше, Маргарита, я уже на себе испытал, что ты застыла до самого сердца.
Затем он вышел из комнаты, Маргарита же осталась там; она стояла у окна и смотрела на двор; ей не было холодно; прохладный воздух комнаты только приятно охлаждал ее стучавшие виски.
Внизу, у колодца, стояла Варвара и наливала воду в блестящее ведро; суеверная старуха еще не знала, что роль ее «дамы с рубинами» была окончена навсегда. Загадка, годами витавшая над домом Лампрехтов, была теперь разгадана.
Маргарита посмотрела на засыпанные снегом липы около ткацкой; там когда-то сидел сорванец, которому пригрезилось «видение»: белоснежный лоб между пестрыми шелковыми занавесками. Теперь она сама стояла здесь, наверху, и знала, что это была прекрасная Бланка, бродившая под видом белой женщины. Каким обаянием обладала эта девушка, чтобы склонить к своим ногам даже такого человека, каким был ее отец! Рядом с ним высокий гимназист с юношескими розовыми щеками, конечно, не мог обратить на себя ее внимание.
Маргарита вздрогнула, потому что Герберт как раз в эту минуту показался во дворе, быстро направляясь к пакгаузу, и приветливо поклонился ей. Варвара обернулась; ведро выскользнуло у нее из рук, и вода полилась по деревянному настилу бассейна. Старая кухарка, казалось, превратилась в соляной столб и не сводила глаз с «проклятого» окна, возле которого стояла настоящая живая девушка.
Маргарита отошла от окна и задернула занавеску. В комнате снова воцарился полумрак, бросавший на стену красноватый отблеск и оживлявший нарисованных на потолке играющих амуров.
Маргарита вышла в коридор и заперла комнату.
В пакгаузе между тем молодой наследник лампрехтского дома сидел на коленях своего старого дедушки у постели выздоравливающей старушки. Глаза стариков сияли счастьем, горе и заботы были теперь пережиты, и, несмотря на то, что на крышах висели ледяные сосульки и повсюду толстым слоем лежал снег, здесь в комнатах царила весна.
В главном здании буря этого чреватого событиями дня не улеглась так скоро. Советница заперлась в своей комнате и никого не пускала к себе. Слуги качали головой, удивляясь поведению старой барыни, вернувшейся наверх «сама не своя от злости»; она приказала передать сыну, чтобы он ужинал один и, обозвав попочку отвратительным крикуном, удалилась в спальню, где заперлась на задвижку.