Так было каждый год. А в этом году старик Ладас начал свою проверку с еще большей жадностью, чем всегда. С того самого дня, как он вырвался из пасти Харона, у него появилось непреодолимое желание прибрать к своим рукам побольше полей, виноградников, оливковых садов, набить сундуки лирами доверху, преуспеть во всем. И он решил еще туже затянуть пояс, почти вовсе не есть (со вчерашнего дня он отказался и от маслин), не пить ничего, кроме воды божьей, не одеваться и не делать никаких ненужных расходов. «Времени мало, Пенелопа, — говорил он своей давным-давно безразличной ко всему, угасшей супруге, — каждую минуту мы можем умереть, нужно торопиться. Что скажет на это твоя милость, Пенелопа?»
— Неужели ты все хочешь прибрать к своим рукам, Ладас? Что со всем этим добром ты сделаешь? Что ты возьмешь с собой? Лоскут ткани на саван! Оставь в покое бедняков, дай им поесть досыта.
Разозленный скряга повернулся и увидел перед собой толстого, краснощекого архонта Патриархеаса в широкополой соломенной шляпе с белой вуалью, закрывающей шею. Шляпа предохраняла старика от солнечного удара. Он пришел на свои поля, чтобы понаблюдать за работой жниц и полюбоваться на их выставленные зады и полуобнаженные груди, покрытые капельками пота. Время от времени он отпускал какое-нибудь словечко, развлекая их и сам развлекаясь этим.
Старик Ладас посмотрел на него, задыхаясь от злости, но промолчал.
Архонт Патриархеас надрывался от смеха, глядя на худое, голодное лицо старикашки скряги и на рваные короткие брючишки, которые болтались на его тощих ногах.
— Мне кажется, очень метко назвал тебя этот медведь Гипсоед, когда мы были в подвале, — напомнил Патриархеас, чтобы немного подразнить старика.
— Да и твою милость, мне кажется, он хорошенько разобрал по косточкам, — прошипел Ладас. — Или ты уж позабыл?
— Это насчет архонтской свиньи ты хочешь сказать? Что тебе ответить, брат! Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что метко стреляет подлец!.. Поверишь ли, дорогой, с той минуты, когда я вышел из подвала, у меня появился дьявольский аппетит: все ем и ем, Леньо не успевает резать для меня кур, Никольос не успевает таскать с горы молоденьких ягнят и сыр, садовник — фрукты и разную зелень… Не могу насытиться, дорогой Ладас, да и не хочу! Иной раз прополощу горло раствором, что дал мне поп Григорис — пошли, боже, ему здоровья, он тоже не дурак пожрать! — тогда все выблевываю, освобождаю желудок и снова начинаю есть. Понял?
— Понял, — ответил старик Ладас и сплюнул. — Черви высовывают свои головки из земли, — любуются, глядя, как ты толстеешь, жиреешь, и шепчут: «Эх, какой пир будет!» Ты толстеешь, я худею, а черт нас обоих заберет!..