— Красив мир, — сказал Манольос и улыбнулся.
«Еще красивее иной раз душа человека», — подумал Костандис, но ничего не сказал вслух.
Они направились к селу. Колокол продолжал звонить, как на похоронах. Издалека доносился гул людских голосов, лай собак, пение петухов.
— Погода изменится, — сказал Манольос. — Ты слышишь, поют петухи?..
Но Костандис молчал, крепко сжав губы, боясь разрыдаться. Он шел, опустив голову, время от времени поглядывая на Манольоса.
И, уже подходя к колодцу святого Василия, они заметили, что за забором прячутся Панайотарос и два здоровенных крестьянина с палками в руках. На голове Панайотароса снова красовалась круглая красная феска сеиза. Костандис увидел их и остолбенел.
«Они пришли схватить его!» — подумал он. Хотел бежать, но ему стало стыдно. Он остановился, дрожа от страха.
Панайотарос обогнал своих товарищей и стремительно бросился вперед, несмотря на свою хромоту.
— Куда ты идешь, проклятый? — зарычал он, схватив Манольоса.
— Я иду к аге, Панайотарос, не злись! Я узнал, что он меня ищет, и иду сдаться ему.
Панайотарос посмотрел на него смущенно.
— И ты не боишься? — спросил он. — Ты не боишься аги, попа, села? Что за дьявол в тебе сидит?
— Я не боюсь смерти, Панайотарос, значит, никого не боюсь. Вот и весь мой секрет… Пошли!
— Иди впереди меня, а то еще удерешь! Я пойду за тобой.
Он обернулся к своей свите.
— Вы уходите, я сам справлюсь. Убирайтесь! Уходи и ты, Костандис, паршивая шкура!
Костандис не решался уйти и посмотрел на Манольоса.
— Иди, дорогой Костандис! Иди домой, к своим детям. Оставь меня.
Теперь они остались вдвоем. Долго шли молча.
— Панайотарос, — сказал Манольос тихим, ласковым голосом, — неужели ты так ненавидишь меня и хочешь моей смерти? Что я тебе сделал?
— Не говори со мной таким голосом, — зарычал Панайотарос. — Ты погубил мое сердце.
Он вспомнил тело вдовы, ее звонкий смех, ее алые горячие уста, ее сверкающие белые зубы, ее светлые волосы, ее нежный ночной лепет. Глаза Панайотароса наполнились слезами, он глубоко вздохнул, душа его разрывалась от горя.
— Когда ты умрешь, Манольос, — сказал он, — я тоже кончу свою жизнь. Я живу только для того, чтобы убить тебя… А потом зачем мне жить? Выстрел из пистолета — и пойду к черту!
Они уже входили в село. Колокол еще звонил, на площади слышался шум. Наверно, там собрались мужчины; наверно, они толпились перед конаком аги и кричали.
— Что они кричат? — спросил Манольос и остановился на секунду, чтобы послушать.
— Сейчас сам услышишь, проклятый! Шагай быстрей!
Шум не смолкал, и уже можно было различить отдельные слова. Манольос горько улыбнулся и ускорил шаг. «Иду, иду, — прошептал он. — Иду, не кричите!»