Вдова присела на край колодца. Она чувствовала приятную, легкую усталость и не могла стоять на ногах. Теперь она тоже молчала. Нагнулась над колодцем, посмотрела на отражение своего лица в глубокой темно-зеленой воде. Перед ней, как молния, промелькнула вся ее жизнь: сирота, дочь попа из дальнего села, она познакомилась со своим мужем на празднике богоматери Миртиотийской. Был он намного старше ее, почти старик, но зажиточный хозяин, а она — бедная. Взял он ее, не взял, а скорее купил; обвенчался с ней и привел ее в Ликовриси; она хотела иметь детей, но он не мог дать их ей, а вскоре и умер. Тогда, ночами, лежа одна в своей постели, двадцатилетняя вдова часто не могла уснуть. И холостые парни в селе тоже часто не спали; вертелись около ее дверей, окон, двора, пели любовные песенки и вздыхали, как телята; она также вздыхала. Так она мучилась год, два, но однажды ночью, в субботний вечер, не смогла уже сдержаться. Вымылась, смазала лавровым маслом волосы, поглядела на свое тело и пожалела его; открыла дверь; один из парней, на свое счастье торчавший у ее дома, вошел к ней. Утром, прежде чем проснулись люди, он ушел. Вдова познала большую радость; поняла также она, что жизнь коротка и большой грех пропадать одной. В следующую ночь снова открыла дверь…
Она подняла свое лицо от темно-зеленой воды.
— Почему же тебе приятно, Манольос? — спросила она.
— Не знаю, Катерина, не спрашивай; правда, я тебя люблю, как будто ты моя сестра.
— Ты меня стыдишься?
— Не знаю, не спрашивай, я тебя люблю.
— Чего же ты от меня хочешь?
— Ничего я не хочу, ничего! — крикнул испуганный Манольос и хотел уйти.
— Не уходи, не уходи, Манольос! — Ее голос задрожал.
Манольос, не поворачивая головы, остановился. Снова она замолчала. И через некоторое время крикнула ему:
— Ты мне подчас кажешься архангелом, Манольос! Как архангел, хочешь забрать мою душу.
— Позволь мне уйти, — сказал Манольос. — Ничего я не хочу! Я лучше уйду.
— Ты торопишься, — сказала вдова настойчиво, и в ее голосе прозвучала насмешка. — Торопишься пойти на гору выпить молока, поесть мяса, подкрепиться. Ты скоро женишься, Манольос, — Леньо не шутит!
— Не женюсь! — крикнул Манольос, и ему стало страшно.
Первый раз он произнес это вслух.
— Не женюсь, никогда не женюсь, я хочу умереть.
И, как только он высказал все вдове, сразу же успокоился. Повернулся к ней лицом, посмотрел ей прямо в глаза, словно больше уже ее не боялся, словно с его плеч свалилась большая тяжесть.
— До свидания, — сказал он тихо. — Я ухожу!
Вдова посмотрела ему вслед, у нее перехватило дыханье.