— Голоден я, надо поесть. Голоден и мой Юсуфчик; я ему нарву травы, чтоб он тоже поел и не завидовал мне. Будем вместе есть, рядом друг с другом, как братья.
Отошел в сторону, нарвал лисохвоста и чертополоха, прыгнул через ограду, сорвал несколько толстых листьев капусты и отнес всю охапку своему товарищу.
— Ешь, ешь, Юсуфчик мой, я тоже поем! Приятного аппетита!
Раскрыл котомку, достал хлеб и любимую закуску — маслины с луком, и начал жевать медленно, спокойно, как кролик.
— Какой вкусный хлеб, будь он благословен, — бормотал он. — Как будто я впервые ем его; это не хлеб, а просвира: проникает прямо в кости и питает их.
Потом вынул из котомки фляжку, на которой ножом когда-то выцарапал двуглавого орла. Поднес ее к губам, опрокинул, жидкость забулькала.
— Словно впервые пью вино, — сказал он, — оно доходит прямо до сердца и оживляет его! Слава тебе, господи, что ты сотворил виноградники и виноград; слава и тебе, человек, который научился давить виноград и делать из него вино… Ну-ка, пропущу еще глоток!
Снова поднес флягу ко рту и закрыл глаза.
— Добрый день, Яннакос! — послышался в эту минуту нежный голос.
Яннакос открыл глаза и увидел перед собой Катерину с большим узлом на плечах, а за нею ее овцу с красной ленточкой на шее.
— Эй, Катерина, — закричал он, — зачем ты сюда пришла? Куда тащишь свою овцу? Продать ее хочешь?
— Да, — ответила вдова и засмеялась.
— Иди садись, перекуси, вот тебе кусок хлеба, и выпей со мною немного! Как раз одну овцу хотел купить сейчас отец Фотис, чтобы у детей было молоко… Бог тебя просветил!
Вдова села, черной косынкой вытерла пот с раскрасневшегося лица и шеи; ее глаза радостно блестели.
— Жарко, — сказала она. — Уже лето настало, Яннакос.
— Ешь, — повторил Яннакос. Отрезал ей кусок хлеба, пододвинул к ней маслины. — Луку хочешь? — спросил он.
— Нет, — ответила вдова, — не ем я лука.
И взяла в руки хлеб и маслины.
— Не ешь, чтобы не пахло изо рта, плутовка! — сказал Яннакос и засмеялся.
— Да, — ответила вдова с внезапной грустью в голосе. — Мы, видишь ли, сосед, должны всегда благоухать ароматным мылом и духами…
Она положила хлеб и маслины.
— Не хочется что-то есть, ты меня извини…
Яннакос проглотил обиду.
— Прости меня, Катерина, — пробормотал он. — Осел я.
Вдова сорвала какую-то травинку и молча прикусила ее зубами.
Помолчали немного. У Яннакоса тоже пропал аппетит, он завязал котомку.
— Что у тебя в узле, Катерина? — спросил Яннакос, чтобы нарушить тишину, которая словно душила его.
— Немного белья для детей.
— Ты им подаришь?
— Да.
— И… овцу?
— И ее. Чтоб у детей было молоко.