— Как крысы стали жить, — кивал Максимов. — Настоящего хозяина нетути. Все алкаши да трепачи голимые. Жуем, что дают, по углам щуримся.
— Ты вот скажи! — Леонид наваливался грудью на стол. — Скажи честь по чести! Ведь есть у нас талантливые честные люди?
— Куда ж им деться? Есть, конечно.
— Вот! — Леонид начинал загибать пальцы. — Одних только режиссеров перечислять и перечислять! Данелия, Шахназаров…
— Шукшин с Есениным!
— Погоди, я о режиссерах!
— А какая разница? Ты же талантливых считаешь? Вот и считай всех оптом…
Они начинали считать, сбиваясь, перекрикивая друг дружку. Писателей и поэтов, режиссеров и композиторов, ученых, артистов и полководцев…
— Мы — Россия! Мы — не ноль! — рычал Леонид. — Ноли те, что наверху, что только поганить могут и воровать.
— Точно! И ты, Лень, настоящий мужик — я это сразу усек. Вот и давай вмажем им всем по скуле! Мой Петр поможет.
Овчарка задрала голову, беспокойно шевельнула хвостом.
— Я ведь вижу, что ты больше помалкиваешь! Хитрый, да? А мне, один черт, ни капли не обидно. Олежа вон тоже хитрец — темнит, крутит, а я и с ним буду корейфанить. Было бы дело стоящее.
— Дело найдется!
— И я то же самое говорю! Потому что был, Леня, такой старик, Ренуаром звали, — и как-то он, значит, вякнул, зачем, мол, жить, если не для удовольствий и не для долга? Вот и я хотел бы также.
— Как это — также?
— А как Ренуар…
Странное дело, приличного вида мужчина может вызывать неприязнь, расхристанный детина — сочувствующие улыбки. Тайна человеческого обаяния так и останется тайной за семью печатями. Даже в пьяном виде, с металлической улыбкой и слюнявым подбородком Сергей нравился Леониду. Всякому недостатку находилось всепрощающее объяснение, каждый минус норовил обратиться в плюс. Есть, наверное, такая категория тайн, что принципиально не предназначена для раскрытия. Сам смысл — в бесконечном процессе их разгадывания. Времени, по счастью, отведено предостаточно. Правда, разгадавшему не поделиться открытием с окружающими. Это вкус, что познаешь, лишь предварительно прожевав и проглотив. После, разумеется, можно сколько угодно рассказывать, но если человек никогда не пробовал сладкого, вкуса шоколада ему не объяснишь. Так уж все мудрено устроено. Леонид, имеющий некоторое отношение к схемотехнике, давно пришел к пугающему выводу, что все действительно УСТРОЕНО. Когда-то и кем-то — весьма головастым, может быть, Богом. Доказательств не имелось. Ни единого. Однако, чуточку понимая принципы образования малых устройств, Леонид необъяснимым образом угадывал во всем окружающем аналог чего-то подобного — не случайно сложившуюся гармонию, а именно УСТРОЙСТВО! — механизм с явственным отпечатком рукотворного начала. Впрочем, легче от этого не становилось. УСТРОЙСТВО не предназначалось для облегчения мук. Для чего оно, собственно, предназначалось, тоже являлось тайной. И Леонид внутренне соглашался, что тайны этой людям действительно лучше не знать. Во избежании уныния, во избежание бесцельности.