Вместо Фербака ответил один из охранников:
– Если бы сюда пришли все наши ребята, которых она спасала после боёв, у твоих девок, старейшина, лет пять от женихов не было бы отбою.
Большак чуть не ляпнул, дескать, вот ещё нужда была прививать добрые нардарские яблони саккаремским держидеревом, но по наступившим временам такие речи не казались уместными, и старейшина промолчал.
Он уже велел принести Фербаку и его людям еды и лучшего пива. Всё это так и стояло нетронутое. Охранники не желали даже переменить одежду, грязную и мокрую после бешеной скачки. Глядя на них, рассуждать о преимуществах нардарских телохранителей перед саккаремскими как-то не поворачивался язык.
Потом явились два неприметной внешности человека, бедно одетые, с одинаковыми взглядами хищных куниц.
– Если людям дневного царства трудно что-то достать или сделать для господина и госпожи, шепни нам, – сказали они Фербаку.
Бывший сотник поблагодарил, и двое очень тихо исчезли.
Птичники в Рудой Веже тоже располагались внутри жилого холма. Когда там затеяли подавать голоса первые петухи, люди стали зажигать факелы, обмотанные смолёной паклей, и потянулись с ними наружу.
Волкодав всё не мог отделаться от крылатой чешуйчатой твари.
– Ради кого ты откраиваешь от своей жизни? – лез в уши назойливый голос, липкий, словно болотная жижа. – Я смотрю, ты, каторжник, совсем не знаешь людей… С чего ты взял, будто тебе отплатят добром или хотя бы скажут спасибо? Те, во имя кого ты лезешь из кожи, в свой черёд палец о палец для тебя не ударят… Да остановись уже наконец! Знай, я загодя сделал противоядие. Думаешь, ты один такой крепкий?.. Я даже выучился сберегать драгоценные капли, делая их нетленными, как муравьи в янтаре. Хочешь, я дам тебе лекарство прямо сейчас? Неужели ты предпочтёшь вернуться к полоумной старухе и умереть ничтожным, так и не познав настоящей силы, не отомстив и не…
Волкодаву надоело выслушивать упыря. Он оскалил зубы и ответил коротким движением на выдохе, под правую ногу. Птица странно забила крыльями, совсем как человек, падающий вместе с конём, и кувырком унеслась прочь.
– …не узнав, кто был твой родич…
Этих слов Волкодав почти не услышал. Впереди возникла решётка. Он рванулся к ней бешеным звериным прыжком, напролом сквозь тяжёлые кнуты мокрого снега. Он с невероятной ясностью видел преграду. Каждый прут был из обоюдоострого льда. Лунный свет превращал решётку в череду серебряных старинных мечей, числом двенадцать.
А за ней стояла высокая бледная женщина. Босоногая, с седыми распущенными волосами, в скорбной веннской понёве, расшитой белым по белому.