Для шулхадов и высших вельмож Посмертные Тела ваяли только в граните. Это далеко не самый нарядный и дорогой камень и к тому же сущее проклятие в обработке, но он вечен. Слоистый малахит не выдержит непогод, гладкий мрамор испортят вездесущие птицы, зеленчук[42] украдут и распилят бесшабашные воры, а гранит будет стоять.
Величайшие Тела начерно обрубленными доставляли в столицу на катках.
– Это страшная работа, но и благочестивая, – рассказывал Иригойен. Названый брат уговаривал его пожить, однако гимнопевец решил не отставать от друзей. – Раньше лямку возлагали на себя харраи, провинившиеся перед государем. Людям кажется, тогда-то Халисун был велик и вёл свою восточную границу по берегу, с которого виден дым над огненными горами Меорэ. Ныне мы оскудели и жалуемся на утрату земель, а опальные вельможи ставят в лямки рабов.
– Мы увидим, как везут такое Тело? – с любопытством спросила мать Кендарат.
Сын пекаря покачал головой:
– Глыбу для теперешнего шулхада привезли в самом начале правления. Теперь её режут и полируют, и мастеров никто не торопит, чтобы не поторопить и жизненный срок государя. Заканчивая труд, камнерезы оставят где-нибудь шероховатое пятнышко, чтобы Тело оказалось завершено лишь после кончины шулхада.
Чуть меньшие заготовки везли на огромных прочных телегах. Вроде тех, на которые грузили брёвна в лесистом Нардаре. Таких телег путники встретили уже три. Степная жрица, любившая лошадей, неизменно подходила полюбоваться громадными, до спины рукой не достанешь, неторопливыми и полными достоинства тяжеловозами. «Грешно упускать случай погладить такого коня, – говорила она. – Это придаёт силу». Мощь слаженного движения, послушного малейшей команде возчика, впрямь завораживала, но окованные железом колёса вминались в земную плоть, причём каждое последующее колесо проваливалось чуточку глубже. Они так распахивали дорогу, что едва ли не каждый год её прокладывали заново.
Считалось, что каменоломни Канары располагались в десяти днях пути от столицы. Постоялые дворы и харчевни здесь были передвижные, в тех самых кочевых жилищах, натянутых на косые решётки. Дорога меняла русло, словно прихотливая степная река, и они следовали за дорогой.
Теперь в нательном поясе Волкодава сохранялась маленькая коробочка. Она таила комочек земли из холмика у заставы, где домашняя служанка по имени Арзуни когда-то ждала сына.
В памятный вечер на улице Сломанного Стремени Волкодав с Иригойеном закутали промокшую мать Кендарат своими плащами и только собрались возвращаться на постоялый двор, когда из ворот, не жалея бисерных туфель, к ним выбежал Саал Тейекен.