Волкодав загодя расплёл и тщательно расчесал волосы: предстояло важное дело. Последнее и главнейшее дело из тех, что он себе положил, пускаясь в дорогу. Вот только почему я мечтал, дурак, совершить его в одиночку?..
Обрывистый останец, над которым высились изваяния, располагался в полутора верстах от реки. Волкодав старался держаться рядом с Иригойеном, но тот, к некоторому удивлению венна, шёл едва ли не веселее, чем когда-то по дороге в саккаремских горах. Похоже, лекарства матери Кендарат в самом деле придали ему сил. Волкодав даже почувствовал, как слегка отпустила тревога. Жрица ошиблась. Она сама говорила, что иногда ошибается. За зиму Иригойен отдохнёт и окрепнет, гуляя по городу, а весной купит место на корабле. Он будет греться под щедрым солнцем Мономатаны и петь чёрным родичам о морозной Луне над Гарнатой…
Сады Лан расходились от середины кольцами, как круги на воде. По внешнему краю хоронили уважаемых мастеровых. Где-то здесь стояло и родовое Тело пекарей Даари, вместившее прах деда и прадеда Иригойена. Это был простой куб из самого обычного кирпича, украшенный изображением печи и хлебной лопаты. Дальше помещались Тела знатных харраев. Кости потомственных воинов вверялись изваяниям смелых зверей: барсов, медведей, орлов.
Человеческого облика были удостоены только шулхады.
Одних запечатлели на троне – милостивыми, грозными, благочестивыми, умудрёнными. Другие – царственные воители – вздыбливали свирепых коней, тянули руки к оружию. Третьи, прославленные строительством колодцев и оросительных каналов, простирали указующие длани, разворачивали нетленные свитки…
Волкодав очень хорошо рассмотрел их сквозь голые ветви. Ему вполне хватало скудного света, даруемого звёздами и тонким серпом месяца. Венну показалось, что одно Посмертное Тело, величественное и громадное, выглядело новее других. Уж не оно ли кренилось, соскальзывая с медных шаров, и никак не могло успокоиться, пока не забрало жизнь молодого раба?..
Несколько раз поодаль разливался факельный свет. Это обходила владения мёртвых ночная стража Садов. Копейщики вовсю зубоскалили и орали непотребные песни. Они не хотели никого оскорбить, им просто было холодно и неуютно в потёмках среди множества усыпальниц. Когда они появлялись, ватажники затаивались, припадая к земле. Однако стража настолько никого не ждала, что покамест всё шло хорошо.
Волкодав не спрашивал, но как-то само собой стало ясно, что Гаугар вела их к Освободителю.
Здесь, не иначе стараниями вольноотпущенников, был устроен особенный уголок. Вокруг изваяния клонились разросшиеся кусты. Весной они давали душистый цвет, осенью одевались во все оттенки красного золота. Побуревшая листва держалась на ветках даже теперь, на переломе зимы. Шулхад Эримей сидел на невысоком престоле, задумчиво наклонив голову и уложив на колени руки ладонями вверх. Так, словно только что высыпал в огонь сразу уйму невольничьих бирок. Тонкий свет месяца играл в разноцветных зёрнах гранита, окутывая Освободителя едва заметным сиянием…