Маленькая Мила и ее мама привезли из Одессы подарок для дедушки — соломенную шляпу с кантом.
— Какая прекрасная шляпа! — воскликнул дедушка. — У нас в Тамбове до революции продавали такие шляпы!
Он немного помолчал и закончил:
— Их надевали на лошадей.
Дедушке (тому самому мальчику Володе, чье скрипичное выступление сорвала Великая Октябрьская революция — см. т. 1, с. 223) было уже за восемьдесят, когда его увезли в больницу с инфарктом.
Юная, едва вошедшая в совершеннолетие внучка Мила, моя будущая жена, пришла навестить дедушку, и тут выяснилось, что в больницу привезли и после обеда покажут — кино.
Больные расселись в холле (внучка села рядом с дедушкой), киномеханик наладил аппарат, запустил пленку и пошел курить на крылечко.
Кино оказалось зарубежное и почему-то без перевода. Называлось — «Весенняя прогулка». Или «Летний денек». Или что-то еще в этом роде. В общем, что-то легкое, ни к чему не обязывающее…
Содержание и впрямь было довольно немудреным. Три девушки сели на велосипеды и поехали в поля. На опушке они встретили юношу. Девушки раздели юношу и начали им заниматься, не забыв достать из сумочек искусственные фаллосы… Это была немецкая порнушка, каким-то неведомым путем перекочевавшая в народ из комсомольских закромов.
Сначала немолодой контингент кардиологического отделения ничего не понял, а потом все понял и поднял страшный крик. Советские бабушки побежали искать начальство. А киномеханик курил себе на крылечке…
Наконец его нашли — и процесс был прерван на самом интересном месте («О-о, йa, йа, даст ист фантастиш»).
Дедушка, все это время молча сидевший рядом с юной внучкой, так же молча поднялся, и они пошли в палату. Разговаривать после такого совместного просмотра было не то чтобы не о чем, но — затруднительно…
Молчание прервал Владимир Вениаминович.
— Знаешь, Милочка, — задумчиво сказал он, прислушиваясь к организму, — кажется, мне пора на выписку.
«Дедушка Володя», а на самом деле давно уже прадедушка, девяностолетний Владимир Вениаминович стоял вплотную к телевизору, наклонившись к экрану и качая головой. Он был глуховат, и звук был включен на полную катушку. Играл какой-то скрипач…
Впрочем, Владимир Вениаминович так не считал.
— Нет, — говорил он, — это не скрипка.
И сощурившись, снова наклонялся к экрану. И спустя полминуты выносил новый диагноз:
— Это какой-то ужас!
Через пару пассажей дедушка торжественно объявлял:
— Вибрация — козлиная!
— Так выключи! — взмолилась наконец его дочь, моя теща.
— Нет, — твердо отвечал старый музыкант, — это настолько чудовищно, что я должен рассмотреть это досконально!