— Подозреваю, что люб я им, — высказал я предположение. — Безмерно. Безраздельно. А любовь, сам понимаешь, — она дороже всяких денег. Устраивает такой вариант?
— Ну, хрен с тобой, пусть будет так, — достаточно быстро сдался атаман, подтвердив тем самым мое давешнее предположение, что обитатели ЗОНЫ умеют уважать чужие тайны (если получают за них большие деньги). — Хрен с тобой. Мы тебя выходим, выкормим, на ноги поставим. В обиду не дадим — через тебя, нах, мы такой навар поимели с этого дозора, что теперь долго нужды ни в чем знать не будем. Потом как думаешь жить? Куда подашься или у нас останешься?
— Пока не знаю, — уклончиво ответил я. — Вообще мне пока нельзя на большую землю. Всякие разные нехорошие ребята ищут меня. Смерти моей желают. Хотел бы, если не прогоните, пока у вас остаться. Я пригожусь — я многое умею…
— Ну и любо! — наотмашь облагодетельствовал атаман. — Оставайся, живи. Горя за нами знать не будешь. Ты нам как брат будешь. Только об одном прошу. Насчет денег того… ну, короче, не надо никому. Лады?
— Тоже мне, тайна! — ухмыльнулся я. — Те, кто с тобой был, знают, что в «дипломатах» не лаваши лежали. Полагаю, в настоящий момент уже вся станица об этом знает — такие новости разлетаются быстрее ветра.
— А вот и не прав ты, — хитро прищурился на меня атаман. — Те, что со мной были, люди надежные. Язык умеют за зубами держать. Ну подумаешь — деньги. А сколько? Никто не знает. Я специально слух пустил — триста тыщ рублей. Главно, смотри сам не проболтайся. Тебе ж на руку молчать — как только в ЗОНЕ узнают, что такие деньги взяли, обязательно начнут интересоваться: а кто ж такой дорогой?! Так что смотри — не болтай лишнего…
Итак, атаман поверил, что я останусь у них навсегда, и с ходу подсунул меня своей сестренке, преследуя, как я уже говорил, определенную цель.
Татьяна — казачья вдова. Полгода назад ее мужа убили чечены. Он возглавлял верховой разъезд, который после дежурной ночи, под утро, ненароком напоролся на банду, состоявшую из двух десятков бойцов. Банда собиралась просочиться через терскую границу на территорию Стародубовской области и заняться там чем-то нехорошим — судя по тридцати килограммам тротила и десяти противотанковым минам, изъятым после в числе обычного снаряжения.
Разъезд, насчитывавший четверых казаков, занял рубеж и принял неравный бой. Пока мужики в станице собрались да проскочили на пальбу с тяжелыми пулеметами, четверо станичников пали смертью храбрых, оставив неподалеку от своей высотки шестерых мертвых «духов».
Но раствориться в лесах и благополучно пересидеть там дневку банде не удалось. Страшен был гнев батьки, потерявшего в одночасье любимого зятя и старшего сына, который нес службу под началом Ильи в ту роковую ночь. Под ружье встали все окрестные станицы, и казаки в буквальном смысле на брюхе избороздили каждый квадратный метр прилегающего к Литовской лесного массива. К полудню станичники свезли на пологий берег Терека семнадцать трупов — троих достать не удалось, затравленные собаками, они утопли в болоте. Трупы выложили рядком на каменистом грунте и пустили в небо три красные ракеты. Стандартный привет жителям суверенной Ичкерии, сигнал, смысл которого вот уже несколько лет один и тот же: «Заберите своих мертвых. Стрелять не будем…»