Слава богу, он вырыл яму глубже, чем промерзла земля. Толченым кирпичом уже заполнена канава сантиметров пятнадцать глубиной. Калеб подтягивает мешок с цементом и высыпает его в тачку, где замешивает. Взмахивает и вытаскивает лопату — задает ритм, когда вода смешивается с песком и бетоном. Он чувствует, как работа затягивает его, когда кладет первый ряд кирпичей, вдавливает их в цемент, пока они не становятся на свои места, — когда он вот так отдается работе, голова становится ясной и пустой.
Это его искусство, его страсть. Он двигается вдоль фундамента, осторожно переставляя ноги. Это стена не будет грубой, она будет с двух сторон облицована, а венчать ее будет декоративная бетонная верхушка. Никто никогда не догадается, что внутри — нанесенный толстым слоем строительный раствор, некрасивый и грубый. Калебу нет нужды аккуратничать там, где никто не увидит.
Он тянется за кирпичом, но его пальцы натыкаются на что-то маленькое и гладкое. Пластмассовый солдатик — один из коллекции солдатиков в зеленом обмундировании. Когда он последний раз здесь работал, с ним рядом играл Натаниэль. Пока Калеб рыл канаву и наполнял ее кирпичной крошкой, его сын спрятал целый батальон в крепости, которую соорудил из упавших кирпичей.
Натаниэлю было три.
— Я собью с тебя спесь, — сказал он, грозя солдатиком Мейсону, золотистому ретриверу.
— Где ты это услышал? — засмеялся Калеб.
— Услышал, — глубокомысленно ответил Натаниэль. — Давно еще, когда был маленьким.
«Да, давно это было», — подумал Калеб.
Сейчас он держал в руке того пластмассового солдатика. Вдоль подъездной дороги плывет свет фонарика, и Калеб впервые осознает, что уже сумерки, что за работой он как-то прозевал наступление вечера.
— Чем ты занимаешься? — спрашивает Нина.
— А на что это похоже?
— В такой час?
Он поворачивается, пряча в кулаке игрушечного солдатика.
— А почему нет?
— Но сейчас… сейчас… — Она качает головой. — Я укладываю Натаниэля спать.
— Тебе нужна моя помощь?
Когда слова слетают с губ, он понимает, что она может превратно их истолковать. «Хочешь, чтобы я уложил?» — должен был сказать он. Как и ожидалось, Нина злится.
— Мне кажется, после пяти лет я и сама в состоянии с этим справиться, — отвечает она и направляется к дому. Свет от ее фонарика прыгает, как кузнечик.
Калеб замирает в нерешительности, не зная, стоит ли догонять жену. В конце концов он решает остаться. Он прищуривается в неярком свете звезд и кладет солдатика в пространство между двумя сторонами стены. По обе стороны кладет по кирпичу, продолжая начатый ряд. Когда стена будет закончена, никто не узнает, что внутри спит солдат. Никто, кроме самого Калеба, который будет смотреть на нее тысячу раз в день и знать, что по крайней мере одно чистое воспоминание о сыне спасено.