— Смотри, смотри, Аня, он, хитрюга, притворяется, он же совершенно здоров, чтоб мне лопнуть, здоров как бык!
Но Джоанна уже видела сама, смотрела на меня и улыбалась, как будто получила пять с плюсом по геометрии. Она сделала какой-то непонятный жест рукой, и вдруг исчезла — это она присела на землю, — и тут же снова поднялась, и поставила на подоконник коробку из-под ботинок, и стала развязывать шнурок. Вся палата смотрела: ребята думали, наверно, что мне купили новые ботинки… Но я-то знал, что Джоанна не такая, не станет она возить в коробке из-под ботинок ботинки, но даже и я этого не ожидал: Джоанна открыла крышку и вытащила из коробки кролика. Ну что это за кролик! Белый, с серыми пятнышками, а глаза не какие-нибудь красные, как у белой мыши, а фиолетовые.
— Это Морис, он умеет стоять на задних лапках и барабанить. Это твой, Саня.
Вся палата обалдела от такого. Все ринулись к окошку, засвистели, закричали «ура», так что я вынужден был вмешаться:
— А ну, «ослабленные»! Что, захотели, чтоб Тамара явилась?
А Джоанна поставила кролика на задние лапы, а передними он упёрся в стекло, и смотрел прямо на меня, и дёргал носом, и шевелил ушами. Вот это да! Мой Морис!
— Подожди, Джоанна!
Я слез с кровати на пол, залез в тумбочку, достал одну коробочку, которую запрятал за всеми шмотками и никому не показывал, и кинул её в форточку, а Буля стала стучать мне в окошко, чтоб я скорей ложился. Но я и не собирался разгуливать: мне, слава богу, этого не требовалось — ведь моя кровать стояла у самого окошка вплотную к подоконнику, и я сказал Джоанне:
— Не открывай коробку, дома посмотришь.
А Джоанна покраснела, наверное от удовольствия; как она, скажите, догадалась, что в коробке тот самый сердолик? Буля взяла у Джоанны коробку, я испугался, что она откроет её. Но, оказывается, Буля боялась, что Джоанна заразится от меня, и сказала Джоанне:
— Коробочку придётся сжечь, а то, что там, вымоем дома одеколоном.
Ну, Буля, дорогая Буля, она никогда не сделает того, чего не надо! И я впал в телячий восторг и стал прыгать на кровати и молотить подушку, пока не вошла сестра Тамара, и всем попало.
Кролика водворили обратно в коробку, и Буля с Джоанной быстро-быстро ретировались, а мне было море по колено, и я закричал во весь голос:
— Буля, приходи завтра и принеси побольше поесть!
Ну и аппетитик прорезался у меня, я вам доложу, с тех пор как я стал поправляться. Я даже вспомнил толстого Гришку (он выписался в те дни, когда у меня была температура) уже с некоторым пониманием. Я только что дань не собирал с «ослабленных» за право подходить к окну, а так аппетит у меня стал такой же, как у Гришки.