– Щас повернём, и уже недалеко до Люблинского… Потерпи, бабуся, потерпи, бабуся… – бормотал отец, и слёзы текли по его лицу.
– Баб, а пирожки были с картошкой или с капустой? Я не посмотрел! – неожиданно крикнул Котька.
Он ждал очередного удара, но его не последовало.
– Вкусные, наверное, были пирожки, – заикаясь, торопливо заговорил Котька. На повышенных тонах, голос звучал почти визгливо, чтобы в кузове было слышно. – Я очень любил, когда ты делала пирожки со щавелем. Сладкие. Жалко, щавель не круглый год есть… Мы обязательно посадим щавель. Я сам научусь делать пирожки. Мама не любит стряпать…
– Говори, говори, – взмолился отец, когда у Котьки перехватило дыхание.
– Я говорю! Говорю! Бабуля, мы тебя очень любим! – Котька зажмурился, заставил себя продолжить: – И раньше любили, и сейчас любим! Мы тебя увозим не потому, что не любим тебя! Мы как раз очень любим! Мы хотим, чтобы ты не мучилась! Это всё вирус! Это не ты хочешь нас съесть! – он громко высморкался и завыл, держа платок у лица. Все мысли, все слова вылетели из головы. Удары возобновились. Кажется, теперь они были ещё злее.
– Па-а-па-а-а!! – провыл Котька. – Я не могу-у-у! Давай её выпустим!!
– Как мы её выпустим, на хер!! – заорал отец.
– Откроем кузов и по газам!! Вильнём пару раз, она вытряхнется!!
– Да ни хера!!!
– Я не могу-у-у та-а-ак! Я не могу-у-у та-а-ак!!
– Не ори! Задолбал!! – отец сжал руль до белых костяшек. Котька притих и только стонал в платок. Некоторое время отец вёл машину молча, потом зашипел, ударил по тормозам:
– Да провались ты! – распахнул дверцу и исчез. «Снимает блокировку с дверей», – понял Котька. Отец, запыхавшись, вернулся в кабину; он, видно, очень боялся, что бабушка выскочит и погонится за ним.
– Держись теперь, сам всё придумал!
Он заложил крутой вираж, выскочил на пустую встречку, потом едва не съехал на обочину, крутнул ещё, ещё… Шорох по стенкам кузова; что-то брякнулось об дорогу.
– Выпала!! – завопил Котька, увидев в зеркало заднего вида фигуру бабушки. Она поднималась, вставала на подгибающиеся ноги.
– Всё… всё… пусть другая какая-нибудь сволочь стреляет! Пусть другая! Пусть только попробуют сказать, что я не мужик! – отец развернул «газель», она промчалась мимо бабушки и устремилась по тракту обратно в посёлок.
Котька не отрываясь смотрел назад. Бабушка в сбившейся набок косынке стояла неподвижно и растерянно. Если бы не обрывки верёвки на руках и ногах, если бы не размозжённые костяшки…
– Это должно быть просто! Надо к этому проще… Необходимость! Как курицу убивают! Надо! – бормотал отец. – В следующий раз сразу голову отпилю…