— Слушай, Кес, меня люди не узнают. Неужели я так изменился?!
Лева умер. Володя на похороны не пришел. Друзья собирались в день рождения и в день смерти Левы. Повторяю, я — человек восточный и очень ценю эти жесты. Володя в эти дни не приходил на Большой Каретный, и я долго не мог ему этого простить. И избегал встречи с Володей, даже когда бывал на спектаклях в Театре на Таганке.
И вдруг мы столкнулись с ним в коридоре «Мосфильма». Володя спрашивает:
— Кес, в чем дело? Скажи мне, в чем дело?
— Сломалось, Володя… Я не могу простить — ты не пришел на похороны Левы. Я не могу…
— Ты знаешь, Кес… Я не смог прийти. Я не смог видеть Леву больного, непохожего. Лева — и сорок килограммов… Я не смог!
Вы знаете, Володя был очень искренним, и все слова были его собственные.
Не сразу, через некоторое время, я все же понял Володю и простил. Нужно было время, чтобы понять Володю до конца… Это случилось, когда я каждое утро просыпался и говорил жене:
— Опять видел Леву во сне — больного, худого, беспомощного. Ну хоть бы раз он мне приснился здоровым! Ну хоть бы раз…
Вот тогда я понял и простил Володю.
Каждое время создает своего героя. Герои, наверное, нужны. Но, я думаю, то, что я рассказал, Володе не повредит.
Январь 1989
Я родом из Одессы. Поэтому, когда поступила в ГИТИС на актерское отделение, жила в студенческом общежитии, на Трифоновке. Впервые увидела Володю Высоцкого в 1957 году, такого экспрессивного юношу, всегда чистенького, аккуратненького, в неизменном в то время буксированном пиджаке. Он жил напротив нашего общежития, у Рижского вокзала. Я, как мы все, не думала тогда, что он станет такой крупной величиной, мы только вступали в жизнь.
Мы собирались часто, и он был в нашей компании, он был наш. Пел, играл на гитаре. В то время пел блатные песни или, как он позже их называл, дворовые, с традициями городского романса, отличающиеся простотой изложения и однонаправленностью темы в сюжете. Но тогда мы не думали о таких литературоведческих терминах, как «традиции городского романса», и большинству из нас нравился гораздо больше Стасик Сорокин, который пел действительно самые настоящие романсы и — хорошим голосом. Володя то и дело хватался за гитару, прерывал Сорокина, и тогда мы все дружно кричали: «Замолчи, перестань, дай послушать Стасика!»
Володя уже тогда хрипел, только совсем немного. Но и такого хрипа было достаточно, чтобы мы — и я тоже — недоумевали: как он будет с таким голосом существовать на сцене? Но, как видите, он даже создал свой, неповторимый стиль из той особенности, которая в иных условиях и у другого человека считалась бы очень досадным недостатком и даже препятствием для актерской профессии.