Как можно было верить в то, что она знает сердце другого человека, если ей не удавалось понять даже свои собственные чувства и поступки?
Она подумала о Бет, ее детях и их теплом уютном доме. Эти люди вели простую и мирную жизнь, но престарелый отец Бет когда-то сражался во многих битвах. Ему приходилось терять близких людей в кровавой резне, затеянной ее соотечественниками.
И наконец, перед ней возник образ Дункана — ее свирепого и сильного похитителя. Он вставал из ванны, и по его коже скатывались сверкающие капли воды. Он был сильным и грубым, полным жизни. Дикарь? Возможно. Но этот дикарь был неописуемо привлекателен и отважен, а ко всему прочему, еще и умен.
Она снова задумалась о покрывавших его кожу свидетельствах участия в сражениях…
— Твои шрамы болят? — спросила она.
Он ответил не сразу. Тернер мотнул головой, встряхнув длинной черной гривой.
— Да. Иногда какой-нибудь из них начинает ныть без видимой причины, и тогда я переношусь в то мгновение, когда получил эту рану. Я знаю их все наизусть: где я был, когда мне ее нанесли, за какую армию сражался, кто был нашим противником. Я помню даже глаза человека, нанесшего удар, а также то, убил я его или нет, защищая собственную жизнь.
— А как насчет шрама в форме полумесяца? — спросила она. — Похоже, это была очень глубокая рана. Как ты ее получил?
Он долго молчал, но все же ответил:
— Я сорвался с горы, когда был совсем ребенком. Катился и подпрыгивал на склоне, как камень.
Она стремительно обернулась в седле.
— Бог ты мой! Как ужасно!
— Да, я скатился прямо по каменистому склону ущелья. В придачу к порезу я сломал кисть. Мне пришлось вправлять ее себе самостоятельно.
Рассказ об этом происшествии заставил ее поморщиться.
— Сколько тебе было лет?
— Десять.
— Боже мой! Но почему ты был на той горе один? Разве не было рядом взрослых, которые должны были за тобой присматривать и позже оказать помощь и выхаживать тебя?
— Нет, я был один.
— Но почему? Разве у тебя не было семьи?
— Была, но мой отец был приверженцем строгой дисциплины. «Из колыбели — в бой», — говаривал он. Он сам отвел меня в горы и оставил там, предоставив самостоятельно искать дорогу домой.
Амелия не понимала, это было выше ее сил.
— Как мог отец так поступить?! А если бы ты погиб?!
— Он хотел меня закалить, и это сработало.
— Заметно. — Она снова села прямо и попыталась представить себе Мясника десятилетним мальчиком, вынужденным с поломанной рукой, в полном одиночестве пробираться по горам. — И сколько же времени ты провел в горах один?
— Три недели. Я поэтому и взобрался на гору. Мне было необходимо понять, где нахожусь. Но я услышал вой волка и забыл об осторожности.