Так и стоял Пастух в коридоре, тупо смотрел в окно, пока поезд очевидно не сдал скорость, пока не появился вокзальный перрон и большое красное здание вокзала славного города Мариинска, в коем, отчего-то помнил Пастух, имелась большая больница, расположенная в бывшем здании управления ГУЛАГа, а вообще в городе было много памятников — от Ленина, естественно, до царицы Александры и даже смешной памятник картошке имел место в честь того, что царь Петр Великий аж в семнадцатом веке завез картофель в Россию. Это хорошо, когда у горожан и властей города есть чувство юмора. Только вот на фига рядовому умученному дорогой пассажиру, то есть Пастуху, конечно, помнить всю эту архитектурно-демографическую*censored*ню? Нет ответа. Ан помнит, вглядчивый…
Пастух в Мариинске не был, но много слышал о городе от сержанта, с которым пришлось некоторое время бок о бок повоевать. Тот оказался большим патриотом родного места, надрывно, прям как столицу, любил свою малую родину, и, судя по его рассказам, городское начальство тоже по-своему любило и холило немноголюдный, но славный городок на реке по имени Кия.
Почти полчаса стоянки. Любознательные имели полное право хоть да иссмотреться на процесс смены локомотивов, совсем недлинный, как полагал Пастух, и уж наверняка не зрелищный. Их и вообще-то немного было — любознательных, так, пять — семь мужиков да пара-тройка детишек-подростков. А остальной поездной люд предпочел, как уж повелось в дороге, за полчаса стоянки прошерстить буфет в здании вокзала, а еще и там же — пивбар, ласково означенный «Кружечка моя».
Странные все же существа люди! Пива в вагоне-ресторане было — хоть залейся. Правда — бутылочное. А тут — бочковое. Говорят, оно куда лучше. Кто прав, Пастух не знал. Пива никогда не понимал.
Стрелок с Мариной, что-то там свое, важное доработавшей, далеко от вагона не отходили. Пастуху думалось, что история отставания от поезда и погоня за ним по воздуху на вертолете при всех Марининых соплях, воплях и, как итог, радостях, полученных от полета, вряд ли родит у нее щемящее желание еще разок полетать. Хорошего и впрямь понемножку надо. И — редко. Хотя «нелетабельное», извините за жуткое слово, проклятие враз и с ходу не исчезнет, это — как к гадалке не ходи. Но к нему привыкают, приживаются, холят даже…
Пастух стоял неподалеку от мариинских тружеников сцепки, присобачивающих локомотив к вагону, слышал их короткие реплики, матерно вслух исполненные. Начальник поезда был неподалеку, даже не командовал, молча стоял. Видать, сцепщики на этой станции были асами в своей сцепной работе. Увидел Пастуха, помахал ему рукой: мол, все тип-топ, мужик, ехать нам еще и ехать. А его таджикский друган плюс давний мимолетный знакомец Пастуха любопытством не страдал. Не вышел из вагона.