Мария говорила жалобно, просяще:
— Антон, сделай же что-нибудь! Помоги ему!
Ответ прозвучал холодно:
— Я пришел не для этого.
— А для чего?
— Получить должок.
«Неужели она задолжала ему деньги? — изумился Иоанн. — А мне показалось, что она вполне обеспеченна. Обычно владельцы таких дач не нуждаются в деньгах».
Маша тоже не сразу поняла, о чем речь:
— Какой должок?
— Вот что называется «девичья память». Разве ты не обещала посидеть у меня на коленках? Да-да, вот на этих самых.
— Ты что, серьезно?
— Естественно. Мы ведь заключили сделку. Я осматриваю твоего ненаглядного, а ты взамен…
— Перестань! — В голосе девушки слышались и неприязнь, и презрение, и даже страх.
А в сердце Иоанна Соколова, по мере осознания ситуации, расцветало ликование. Как большой белый цветок под щедрым солнцем.
Они заключили сделку? Ради гостя, которого Антон назвал Машиным «ненаглядным»?
Значит, чудесная русоволосая женщина вовсе не желает сидеть у Кощея на коленях? Ну конечно! Противно даже представить себе его тощие, острые, мосластые колени. Фу, мерзость!
Как вообще могло прийти в голову, что Мария испытывает к этому подонку какие-то чувства?
Да эта тварь просто домогается ее! Вот, заскрипел, как несмазанная дверь:
— Иди же сюда, Мери, девочка! Ты дала слово чести! И придется его сдержать.
Такой молодой, а голос старческий, дребезжащий.
И, как колокольчик, другой голосок, юный и мелодичный, только слышна в нем брезгливость:
— Не тронь меня!
— Не сдержишь — заставлю. Никто мне не помешает…
«Ты так считаешь, мразь? — едва не выпалил вслух Иоанн. — Эх, просчитаешься!»
— Я ведь много не прошу, — продолжал Белецкий. — Ну, только на секундочку.
Иоанн услышал легкие, нерешительные женские шаги. Один… другой… Она шла медленно, точно приближаясь к эшафоту. Рывок. Ее резко дернули за руку? Затем раздался короткий, отчаянный всхлип. И — сразу же довольный полушепот Антона:
— Вот та-ак… Видишь — ничего страшного. А ну-ка…
— Ай! Что ты делаешь! — вскрикнула девушка.
— То, что давно хотел сделать! А ты все не дава-ала…
— Пусти!
Тут Иоанн напрягся и, превозмогая острую боль в боку, со стоном перевалился с диванчика на пол.
Белецкий от неожиданности выпустил Марию. Та отпрыгнула в сторону и, переступив через тело летчика, присела позади него на корточки, как будто полумертвый человек мог быть надежным барьером.
«Держись, Иона! — приказал себе Соколов. — Не смей потерять сознание! Ты взял верный курс, так не выпусти ситуацию из-под контроля!»
А похолодевшие нежные пальчики вдруг крепко схватились за его мускулистую руку. Непонятно было, чего хочет Маша: не то проверить у больного пульс, не то заручиться его поддержкой. Похоже, подсознательно желала того и другого сразу.