Наша дружба была похожа на мужское сообщество интересов, а не на сплетни двух подруг. Да что долго рассуждать: наши отношения были похожи на настоящую мужскую дружбу. И я была счастлива от того, что в моей жизни есть такой замечательный человек. Наше духовное общение было настолько прекрасным, что в этом союзе все остальные являлись лишними. Вечерние прогулки вдвоем по залитому огнями городу я всегда буду вспоминать, как лучшие, неповторимые мгновения своей жизни. Я любила свою подругу и гордилась тем, что она у меня есть. Именно она стала единственной свидетельницей нашей встречи. Она была единственным человеком, видевшим мой кошмар в лицо. Мой кошмар произвел на нее благоприятное впечатление (как и на всех). Он в совершенстве владел этим искусством — производить хорошее впечатление на всех. Он очень мило улыбался и делал вид, что совсем не кошмар.
Всё, все хранится в моей памяти — каждое мгновение и каждый звонок, каждая случайная встреча и каждая агрессивная фраза, всё рассортировано по полочкам, отложено в хранилище и ждет свой срок, чтобы возродиться к жизни новой болью. Ведь два года состоят из очень многих часов. Все остальное просто ерунда — по сравнению с какой-то мыслью, навязчиво и надсадно постоянно царапающей твою душу. Два года, просыпаясь по утрам, я задавала себе один и тот же вопрос: чего я жду? Задавала, никогда не находя нужного ответа. Разве это навязчивое что-то было тем, что следовало ждать? Я не видела ни любви, ни ласки, ни теплоты, ни участия. Каждый раз меня брали грубо и жестоко, просто как необходимую вещь. И этих двух лет было достаточно, чтобы навсегда разувериться в собственной женской привлекательности, но… Но — я была не такая, как все, и он тоже был не такой, и я узнала: такое отношение кроется не во мне, а в том, что это единственный способ любви, который ему доступен. Других способов любви он не понимал. Все было бы проще, если б не мысли, горько и больно царапающие меня ночью. От них я просыпалась и уже не могла спать.
Однажды мы гуляли с подругой по вечернему городу. Мы обсуждали квартирный вопрос. Не мой. Одной знакомой. Грозящий тем, что несчастная участница юридическо — нотариальных споров могла потерять жилплощадь. Впрочем, у нашей героини был выход. Бабушка этой знакомой могла прописать ее в своей квартире. Оставалось только уговорить бабушку. Именно это я и пыталась вдолбить в готовую слушать меня голову. Было семь часов вечера. Был конец апреля.
Я ничего не заметила. Как рассказывала позже моя подруга, с середины центральной улицы она обратила внимание, что следом за нами все время идет какой-то мужчина в потрепанном, старом костюме. Так как я усиленно размахивала сумочкой в азарте беседы, а мужчина выглядел более чем скромно, она решила, что он собирается вытащить из моей сумочки деньги. И стала следить. Но на сумочку он не смотрел. Когда он прошел за нами второй квартал, потом третий, она сообразила, что дело тут не в сумочке. Скорей всего, решил снять кого-то из нас на вечер. И принялась усердно долбить меня в бок локтем. А я не поняла, какого черта она колотит меня локтем в бок. Погруженная в юридические тонкости, я не обращала внимания на окружающих. Где-то на середине очередной статьи гражданского кодекса я все — таки заметила его. Я увидела, что следом за нами идет мужчина средних лет невысокого роста, плохо одетый, но с уверенным, даже наглым лицом. Я отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и спокойно пошла дальше.