«Гай Цезарь, когда однажды переходил через Латинскую дорогу и кто-то из взятых под стражу, с бородой, отросшей по грудь, попросил у него смерти, ответил: „А разве сейчас ты живешь?“
Я заметил, что есть книги, которые читают в постели перед сном или сидя в удобном кресле в сумерках, но есть и такие, которые следует читать при дневном свете за письменным столом с превеликим вниманием. Таковы «Письма к Луцилию» Сенеки, которые я послал Лене. Я упаковал еще «Падение» Камю и «Великого Гэтсби» Фицджеральда, адресовав посылку Лениной матери, потому что не знаю нового адреса Лены. Зачем я продолжаю посылать ей книги, хотя мы уже давно расстались? Нет ли тут бесплодной попытки несостоявшегося Пигмалиона вернуть свою утраченную любовь с помощью хорошо подобранных книг? Когда я несу посылку на почту, то сам себе кажусь потерпевшим кораблекрушение, который бросает в волны запечатанную бутылку со своим отчаянным посланием (подчеркнутые места в книгах)…
Знаю наверняка: подтверждения, что она их получила, не будет и на этот раз.
— Садись, Педжа, садись… — говорит главный редактор «Балкан».
Я сажусь.
— А магазин? — спрашиваю.
— Ничего! Обойдутся и без тебя.
— Ну, как ты? — спрашивает секретарь. — Как дела?
— Помаленьку…
— Выпьешь чего-нибудь?
— Я не пью.
— Да ну? Это с каких же пор?
— Со вчерашнего дня.
— А кофе?
— Я уже пил.
Главный редактор смотрит на часы:
— Надо подождать товарища Елизавету.
— А где она? — спрашивает секретарь.
— На заседании.
Товарищ Елизавета, директор «Балкан», принадлежит к тому типу людей, которые, когда о них ни спроси, всегда на заседании.
Главный редактор извлекает из ящика стола слоеный пирог и начинает жевать.
В тишине хорошо слышно, как перемалывают пищу его крепкие челюсти. Секретарь отгадывает кроссворд.
— Кровосмешение по-латыни? Первая буква «и»? — спрашивает он.
— Инцест! — отвечаю. — Инцест — забава для всей семьи!
Звонит телефон.
— Знаю, знаю… — говорит главный редактор с набитым ртом. — Я получил рукопись. Нет. Еще не успел. Месяца через два. Я в запарке. А план на следующий год все равно уже составлен. Сожалею. Не за что!
Вздыхает и снова принимается за свой пирог:
— Кто только теперь не пишет!
Трубка замаслилась. Снова звонок.
— На заседании! — говорит секретарь. — Вот-вот должна быть…
— Сумасшедший дом! — Главный редактор вытирает пальцы о бумагу, в которую был завернут пирог. — Позавтракать спокойно не дадут…
— Датский философ, предшественник экзистенциализма.
— Киркегор.
— Черт! Не подходит.
— Попробуй тогда: Кьеркегор.
— Подходит!
Входит уполномоченный по гражданской обороне и кладет секретарю на стол бумаги.