Я почти ничего не чувствовала, двигаясь по дому. Я знала, что мне следовало быть испуганной. Отец не пил почти восемнадцать лет, и бутылки из-под пива ясно давали понять, что его трезвость была под угрозой. Но меня это не задевало. Может потому, что я не знала, что конкретно должна была чувствовать. Что такого произошло, что выбило его из колеи?
Я нашла ответ на кухонном столе, в аккуратно сложенном конверте.
— Бумаги на развод, — пробормотала я, разглядывая содержимое. — Что за фигня? — Я смотрела на вычурную подпись своей матери в состоянии полного шока. Да, знаю, я вроде как ожидала этого — когда твоя мать исчезает больше чем на два месяца, такое приходит на ум, но сейчас? Серьезно? Она даже не позвонила, чтобы предупредить меня! Или папу. — Черт подери, — прошептала я, мои руки тряслись. Отец совершенно не ожидал этого. Боже, неудивительно, что он пытался утопить горе в бутылке. Как она могла так поступить с ним? С нами обоими.
К черту это. Серьезно. К черту ее.
Борясь со слезами, я кинула конверт и подошла к шкафу, где мы храним все для уборки. Схватив мешок для мусора, я направилась в разгромленную гостиную.
Я протянула руку к первой пустой бутылке, и осознание всего этого накрыло меня с головой, формируя в моем горле огромный ком.
Мама не вернется домой. Папа снова начал пить. И я в буквальном смысле собирала осколки. Я подбирала крупные куски стекла и пустые бутылки и кидала их в мешок, пытаясь не думать о матери. Пытаясь не думать о том, что у нее сейчас, скорее всего, идеальный загар. Пытаясь не думать о симпатичном двадцатидвухлетнем латино, с которым она, должно быть, развлекается. Пытаясь не думать о ее идеальной подписи на документах о разводе.
Я была зла не нее. Очень и очень зла. Как она могла? Как она могла просто отправить бумаги на развод по почте? Не придя домой и не предупредив нас. Разве она не знала, что каково будет отцу? И она совершенно не подумала обо мне. Не говоря уже о том, чтобы позвонить и подготовить меня к этому.
Именно тогда, убираясь в гостиной, я решила, что ненавижу свою мать. Ненавижу за то, что ее никогда не было дома, за то, что она шокировала нас этими бумагами, и за то, что она сделала больно папе.
Я несла на кухню мусорный мешок, полный разбитых рамок и порванных фотографий, думая о том, удалось ли папе точно так же уничтожить все воспоминания, запечатленные на этих снимках. Скорее всего, нет. Вот почему ему нужен был алкоголь. И когда даже это не стерло лицо моей матери из его памяти, он, должно быть, разгромил гостиную, как пьяный сумасшедший.