Тем временем родственники выволокли Савотьку из круга, положили его рядом с Ершовыми и стали отливать водой. А Ехрем все ходил и ходил по кругу, ругался и вызывал на бой ершовских дружков и сродственников. Тогда мужики, которые были потрезвее, стали просить Сусанью, которая вместе со своим Микишкой стояла в кругу и смотрела на драку, чтобы она как-нибудь утихомирила своего Ехрема. А то, не ровен час, не зашиб бы кого насмерть. Но Сусанья только во все глаза глядела на Ехрема и не могла на него наглядеться и радовалась тому, как он свел наконец счеты с Ершовыми за все обиды. Долго еще все ждали продолжения драки. Но никто из ершовской родни не осмелился больше выйти против Ехрема.
— Теперь получил я эти повестки, — продолжал дальше Ехрем, — что-то надо, думаю, делать. А то ведь засудят, варнаки, ни за что ни про что. Им только дайся. На другой день еду в Кому к Белошенкову. Показываю ему эту бумажку, объясняю, как было дело. Тут он сразу садится за стол и пишет от меня прошение в волостной суд, чтобы по этому делу непременно вызвали свидетелей с моей стороны. Прихожу я с этим прошением в волость к судебному писарю. Прочитал он мою бумагу. Усмехнулся, поспрошал меня кое-что об этой драке, потом вытащил из стола какое-то дело, положил в него мою бумагу и говорит: «Хорошо, Ехрем Васильевич, вызовем ваших свидетелей».
— Вот тебе и Белошенков!
— А все говорят, Белошенков такой, Белошенков этакий.
— Что там говорить, — заключил Ехрем. — Умнеющий человек!
— Ну а свидетелей-то твоих вызвали али так, для отвода глаз наобещали? — спросил кто-то Ехрема.
— А как же! На всех повестки пришли.
— Вот она, грамота-то, что делает!
— А когда суд-то?
— Да сразу после покрова. Ванюшка Калягин точно по календарю мне отсчитал — в первую пятницу, говорит, после покрова. Сколько хлопот с этим делом. А ведь это в Коме. Можно сказать, совсем дома. А о городе и говорить не приходится… Там ведь шагу ступить не дадут без этой грамоты. В одном месте требуют прошение, в другом заявление. Расписки, обязательства, удостоверения всякие. Там без Белошенкова-то прямо как без рук…
— Да что у тебя за дело в городе-то?
— Белый билет хочу отхлопотать. С войны-то пришел весь покорябанный. Живого места не осталось. А все в запасе держат. Не дай бог, снова кутерьма с японцем начнется. Опять под мобилизацию попаду. Вот и хлопочу. Уж два раза ездил в Минусу в воинское присутствие. Теперь на комиссию должны вызвать…
— Тебе-то что, — вступил в разговор не старый, но уж бородатый мужик, который сидел тут с белобрысым парнишкой. — Ты в городах-то этих бывал не один раз. Не то что мы — деревня темная. А я вот зимусь первый раз в Красноярско попал. Так прямо вам скажу, мужики, неграмотному человеку там хуже, чем в самой глухой тайге. В тайге-то я, в случае чего, затесы на дереве могу сделать, веточку на повороте сломлю да торчком поставлю, чтобы она, значит, мне обратную дорогу обозначала. А ведь в городе затесы на ликтрических столбах делать не будешь. Улицы все одинаковы, и названия им придуманы тоже какие-то сходные — Воскресенская, Благовещенская, Устретенская, Рождественская, и все такое в этом роде. Дома, те тоже на один манер, и еще все под какими-то номерами. И улицу надо знать, и номера эти самые уметь читать.