На кого он намекал? На Сергея Александровича? На Буринца?.. В любом случае выходило: в руки Михаила Михайловича попала последняя сводка в Агентурную разведку. Перехватили.
— Высокая политика, — с прежней насмешливостью продолжал Михаил Михайлович. — Увлекло. Захотелось облагодетельствовать донское казачество. Но вы-то сами ему нужны ли?
"Кажись глупей конкурента", — тоже одна из купеческих заповедей. Шорохов смотрел на Михаила Михайловича глазами открытыми широко, улыбался, молчал.
— Отдай все ближнему? Прояви альтруизм? Такое слово, впрочем, вам не знакомо. Или знакомо? Вы же все время набираетесь ума-разума. Манеры, эдакий политес… Ах да! Чуть не забыл! Вам-то ведь что-либо знать не обязательно. За вас все всегда знают другие, тот же капитан Бэби из команды генерала Хаскеля. Простите, возможно выдаю служебную тайну. Для вас он "Федор Иванович". Но и Бэби его ли фамилия? «Бэби» в переводе с английского — «ребенок», "дитя". И тут — позвольте! А Мануков? Если эту фамилию, точней, это слово, перевести с армянского на русский, знаете что получится? Тоже «дитя». Вам не кажется, любимейший, что сие не так случайно? Если спросите, отвечу со всей определенностью: состряпанные по одной колодке псевдонимы. Есть в этом смысл. Обозначает ступеньку, на которой стоит агент. Возможности, функции. Впрочем, и такое слово вам знакомо ли?
Шорохов догадался о чем идет речь — все о тех же мамонтовских трофеях, деле почти забытом им в сутолке последних недель. Но вот — пожалуйста! Интерес, притом самый острейший.
— И учтите, драгоценнейший, я всегда бываю прав. Как был прав и в своем отношении к вам с той минуты, когда мы впервые встретились. Надеюсь, не позабыли, где именно это произошло, любезнейший, в какой из славных столиц?
— Забывать это дар божий, — ответил Шорохов, подумав о том, насколько ему легче было разговаривать с Моллером. — Есть он не у каждого. Но коли мы с вами знакомы только с этой минуты… Вы так предложили… Чего там еще я могу помнить?
— И чудесно, дражайший. Но не скрою: когда-то я вас подозревал. Было! Подозревать надо всякого и всегда. Тоже истина. Больше! Главный закон самосохранения. Потому и советую: хорошенько подумайте о моем предложении.
— Да в чем оно?
— Скажу. Полнейшая искренность, мой роднейший. Разделяйте с вашим покорным слугой надежды, заботы и огорчения. Все разделяйте. Я это подчеркиваю. Что будет взамен? Ваша личная безопасность, превосходнейший, — Михаил Михайлович издевательски кривил губы. — Не так мало, если на то пошло.
— Милое дело, — воскликнул Шорохов. — Но позволю себе спросить: как мне при этом ладить с Николаем Николаевичем? Ему от меня то же самое надо.