— Правильно, — Михаил Михайлович даже привстал на цыпочки от ликования. — Умница, что сразу об этом подумали. А есть еще и ваши отношения с миссией. Есть, есть! Не отпирайтесь. Но всей этой игры я вам не испорчу. Не в моих интересах. Всякий раз будем честно решать, чем кого одарить.
Он предлагал служить еще и третьей разведке. Шорохов сказал:
— Условие для меня невозможное. Вы с Мануковым друзья. Видел. Знаю. Может сейчас рассорились. Уверен, помиритесь. Что мне тогда?.. Слово давал. В торговом деле слово — закон. Прежде договоритесь между собой. Тогда — пожалуйста.
— Договорюсь, договорюсь, лучезарнейший, — Михаил Михайлович удовлетворенно кивал головой, но говорил зло. — Не пожалеть бы вам только. Ой, как бы вам после не пришлось пожалеть…
— Жалеть — не жалеть. — Шорохов махнул рукой. — К чему все это?
Разговор был какой-то странный: угрозы, намеки, а вместе с тем льстивое — "восхищен… манеры, спокойствие…"
— Для меня важно дело. Я купец. Или забыли?
— Я-то ничего не забыл, мой чудесный. Лишен этого дара. Вы-то все ли помните, вот в чем вопрос.
Вошел Скрибный.
— Простите, бога ради, — сказал Шорохов. — Мой компаньон. Срочное дело.
Не взглянув на Скрибного, ничего не ответив, Михаил Михайлович покинул комнату. Было слышно, как он в сенях надевал галоши. Хлопнула дверь.
— Что за хмырь? — спросил Скрибный.
— Знакомый. Еще по поездке вслед за Мамонтовым. Дядька поганый, — ответил Шорохов.
— Вагоны сегодня уходят.
Шорохов вопросительно смотрел на Скрибного.
— Со мной не поедешь?
— Не получится.
— А если выйдет так, что в Новороссийске я не задержусь?
— В миссии оставь для меня записку, где потом будешь.
— У Федора Ивановича?
— У него.
— Я пошел.
— Иди. Но — деньги.
Скрибный достал из бокового кармана пальто толстую пачку николаевских сторублевок, не пересчитав, протянул Шорохову. Прощаясь, руки не подал. Он ему тоже.
* * *
Вечером пришел Моллер. Смущенно улыбаясь, сказал, что явился с надеждой в приятной компании выпить стакан чая. Пока закипал самовар, разговаривали.
— Вы никогда не задумывались над вопросом, зачем живете? — так начал Моллер. — Зачем вообще живет сейчас человек. Тем более человек порядочный.
Шорохов рассмеялся:
— А что это по нынешним временам?
— Отвечу. Тот, кто делает подлости без удовольствия.
— Но делает!
— Видите ли, на любой войне первыми всегда уходят из этого мира лучшие. Ничтожества остаются и вырастают в вершителей судеб, чувствуют себя личностями. Старая истина: на ночном небе луна — это солнце. Но мы уклонились в сторону.
— Я из людей простых, — сказал Шорохов. — Мой прадед, правда, выходец из Запорожской Сечи, но свою принадлежность к казачьему сословию он потом потерял. Отец — сапожник.