— Ах ты квашня! — плюнул Васо, слушая эту перепалку. Он было рванулся вперед, но Карум удержал:
— Погоди. Может, следом за Батако и стражники явятся?
— Он же, шакал, отца задевает!
— Не горячись. Михел и сам ему ответит. Вот увидишь…
Михелу же было не до перебранки.
Сухими, скрюченными от долгой работы пальцами он мял телячью шкуру. Не верила душа в печальную участь сына, хотел порадовать его, если появится в селении, мягкими да легкими ноговицами. И понимал: вряд ли скоро увидит сына. Не кого-нибудь помял в драке, а самого князя. Разве простит ему властелин этих мест такое неслыханное оскорбление?
Слова Батако больно задели, но он промолчал. Любым необдуманным поступком, далее словом можно повредить сыну — так теперь думал Михел.
Батако он не боялся.
Если дело дойдет до драки, друзья Васо его в обиду не дадут.
А слова — что? Слова — ветер: вылетели — и нет их.
Пропустив мимо ушей колкость насчет своей бедности и неразумного поведения сына, Михел как только мог миролюбиво и спокойно сказал:
— И что тебе, Батако, неймется? Что тебе в родном ауле все не по душе? Никак не пойму.
— А ему обидно, что это не он князя приголубил, а твой Васо! — крикнул смеясь Сослан.
— Очень уж ты разговорился в такое неспокойное время, Сослан! — усмехнулся Батако — Смотри, как бы в один прекрасный день не расстаться тебе со своей умной головой!
— Что тебе моя голова? Ты о своей заботься!
— И то верно. Ты с такими разговорами и сам ее потеряешь.
— Тут ты прав! — вскочил с места Сослан. — Доносчиков у нас развелось, хоть отбавляй. Стоит человеку чихнуть, а уж над ним пристав стоит: чего расчихался? По какой такой причине?
— Ты на что это намекаешь? — налились багрянцем щеки Батако.
— У тебя что, мозги высохли? Никак не сообразишь!
Ссора могла зайти далеко, и, беспокоясь за неосторожного дружка своего сына, Михел решил потушить ее.
— Хватит вам! Разошлись, как петухи! — махнул он рукой. — Вижу, сабля у тебя, Батако, княжеской не уступит. Не дамасской ли стали? Огнем горит!
Батако клюнул на приманку:
— Еще бы не гореть! От знаменитого кубачинца привезли — из Дагестана! Железо можно рубить.
Для горца разговор о сабле — настоящая музыка. И Сослан уже глядел на клинок богача сосредоточенно и завистливо, но форс держал.
— А-а, — сплюнул он насмешливо, — только с виду хороша… Такой крапиву во дворе рубить!
— Крапиву? — взвился Батако. — Это ты своей крапиву руби. Она, видно, только на это и годится!
— А твоя вроде бритвы?
— Может, проверим?
— И проверим!
— Получаешь зазубрину — с саблей прощаешься. Идет?
— Идет!
— Твой свидетель?