— Это Йенс.
Харри понял, что спросонья схватил телефонную трубку.
— Йенс? — Странно, отчего это сердце забилась так часто. — Я смотрю, ты любишь звонить в неурочное время.
— Извини, Харри, но у нас неприятности. Руна пропала.
С Харри слетел всякий сон.
— Хильде не знает, что делать. Руна должна была быть дома к ужину, а сейчас три часа ночи. Я звонил в полицию, они известили патрульные машины, но я решил позвонить и тебе тоже.
— Зачем?
— Зачем? Не знаю. Не мог бы ты сюда приехать? Хильде сидит и рыдает.
Харри представил себе эту картину. У него не было никакого желания оказаться свидетелем всего остального.
— Послушай, Йенс, я мало чем смогу помочь сейчас. Дай ей успокоительного, если она не пьяна, и обзвони всех подружек Руны.
— В полиции сказали то же самое. Но Хильде говорит, что у дочери нет подружек.
— Вот черт!
— Что?
Харри сел на кровати. Все равно сон уже пропал.
— Извини. Я буду через час.
— Спасибо тебе, Харри.
Хильде Мольнес была слишком пьяна, чтобы поить ее успокоительным. И, по правде говоря, слишком пьяна для чего бы то ни было, кроме дальнейшей выпивки.
Йенс, похоже, этого не замечал; он метался между кухней и гостиной как затравленный кролик, поднося ей тоник со льдом.
Харри уселся на диван, рассеянно прислушиваясь к той чепухе, которую она несла.
— Она думает, случилось что-то ужасное, — проговорил Йенс.
— Скажи ей, что в восьмидесяти с лишним процентов подобные исчезновения завершаются тем, что пропавший возвращается домой живым и здоровым, — ответил ему Харри, словно его слова нуждались в переводе на ее нечленораздельный язык.
— Да я уже говорил. Но она все равно твердит, что с Руной кто-то расправился.
— Что за чушь!
Йенс присел на кончик стула, ломая пальцы. Похоже, он был совершенно растерян и глядел на Харри почти умоляюще.
— Руна и Хильде ссорились в последнее время, и я подумал…
— …что она убежала из дому, чтобы досадить матери? Вполне возможно.
Хильде Мольнес закашлялась и зашевелилась. Ей удалось приподняться с дивана и хлебнуть еще джина. Тоник закончился.
— Вот какой она бывает, — сказал Йенс, словно ее тут не было.
И все же это она, констатировал Харри. Лежит себе, храпит с открытым ртом. Йенс посмотрел в ее сторону.
— Когда я ее впервые встретил, она сказала мне, что пьет тоник, чтобы не заболеть малярией. Ты ведь знаешь, в нем содержится хинин. Но он, дескать, такой невкусный без джина.
Он слабо усмехнулся и поднял телефонную трубку, проверяя, есть ли гудок.
— В случае, если она…
— Понимаю, — сказал Харри.
Они сели на террасе, прислушиваясь к городскому шуму. Сквозь транспортный гул пробивался рев компрессоров.