Паня ушел, а я устало прислонился к стене дома и сполз по шершавой кирпичной кладке. Мутило, хотелось спать, в голове настырно звенело на одной тягучей ноте, и перед закрытыми глазами плавали светлые круги. Попал Лансер. Накрепко попал.
Обед мне привезли из какого-то местного ресторана на такси – борщ со сметаной и грибами был еще горяч, весьма неплохими оказались и три сочные отбивные с картофельным пюре и овощным салатом. Ко всему этому прилагался маленький графин ледяной водки. Несмотря на отвратительное душевное состояние, два дня голодавший организм взял свое, и обед, точнее, ужин я умял с волчьим аппетитом. Водку, которую в «обычной» жизни терпеть не мог даже на дух, тем не менее залил в себя в несколько больших глотков, просто для того, чтобы хоть немного зашумело в голове. В результате это привело лишь к тому, что мрачное отупение последних дней превратилось в едкую, острую ненависть, которую мое нынешнее бессилие только подпитывало. Стоило закрыть глаза, как я видел избитого Ботаника и расстрелянного «главбухтера», а из-за аномальной «стены» на меня снова кидался Скачок, и вместе с воспоминанием даже запах в ноздрях сам собой появлялся – уксусно-прогорклый, тяжелый, который уже ни с чем не перепутаешь и никогда не забудешь. Руками бы удавил Закоса. Шиш бы оттащили меня даже всемером от его тощей щетинистой глотки, а уж я бы позаботился о том, чтоб кадык этой сволочи хрустнул, как зрелая антоновка на молодых зубах. Только бы не сорваться… Гадство, гадство сплошное. Интересно, жив ли еще Ботаник? Или его тоже вот так, как Валентина Саныча, пристрелили, пока я по аномалиям лазил? Мысль о том, что можно было бы попытаться вытащить Бота ночью, сняв охрану, я отогнал – бандитов только возле дома было не меньше двадцати голов, и в самом коттедже точно околачивались «братки», и все при стволах, причем у большинства автоматы. Максимум – успею парочке уродов рубануть по шейным позвонкам, лопатка не подведет, знаю. А что потом? Посекут очередями, «ой» сказать не успеешь. И снова злость, едкая, жгучая, такая, что хочется ходить по комнатухе кругами или даже что-нибудь сломать. Знатная из тебя, Фрилансер, истеричка может получиться от всех этих делов.
– Нажрался? – буркнул вошедший бандит. – У, п-падла… В кайф мне ваще тут официантом работать для всяких лохов… Ну, вякни че-нить! Давай!
Я презрительно отвернулся, только пододвинул к краю столика поднос с грязной посудой. Молодчик что-то неразборчиво прошипел, но объедки унес. В замочной скважине два раза клацнул ключ, и свет выключили. Растянувшись на жесткой кровати, на которой даже не было матраса, я свернул валиком куртку и положил ее под голову. Эх, черт… После Зоны неплохо бы в горячий душ, чтоб как после парной состояние было. Даже грязь там особая, как мне думается, пыль вся эта, споры какие-нибудь, да и просто легче становилось на душе, спокойнее, словно вместе с грязью смывала горячая вода и все те далеко не самые приятные воспоминания. Эх, следак, грамотный ты вопрос задал – какого черта мы все там, в Зоне этой, забыли. Сдается мне, не только в свободе дело, не одна она тебя туда тянет. И не поймешь почему, а манит, как горький наркотик, и чем больше думаешь про Зону, тем сильнее тебя туда влечет. Я вдруг поймал себя на мысли, что если бы вдруг в Москве аномальщина вся разом прекратилась и люди начали возвращаться в свои дома, то сталкер Ланс тут же рванул бы в другую Зону. Только не спрашивайте почему – он вам не скажет. Разве что ляпнет что-нибудь про то, что от Зоны до рая рукой подать, а сталкеры на пути к нему некоторые льготы имеют. Например, в очереди не стоят…