Я уже была на ногах. О-ля-ля! Живая обезьянка носилась по сцене, коричневая, с черной, как уголь, мордочкой, острыми ушками и длинным хвостом. Ростом с ленивца, но невероятно подвижная. Испуская громкие радостные вопли, обезьяна скакала вокруг рояля и фройляйн Шёнбек, которая застыла от страха на своей скамье.
— Какая славная! — во весь голос крикнула Эрмина.
— Дрянь, — заметила тетушка.
— Как? Ты ее видела? Где?
— У нашего генерала, — Юлиана скривила губы. — Это его любимчик, новая забава, зверушка, которой дозволено делать все что вздумается.
— Но это не шимпанзе.
— Это макака с Явы.
— Силы небесные! — Это уже был зычный голос отца Габора. — Чудо! Немедленно сюда! Живо!
Офицеры с саблями наголо обменялись недоуменными взглядами, ухмыльнулись втихомолку и расселись по своим местам.
— Проклятый паршивец, — не унимался генерал. — Уже ни на кого нельзя положиться! Я хочу свое Чудо… — Он вскочил.
Эрмина наклонилась к тетушке:
— Он что, всерьез думает, что произойдет чудо только потому, что сбежал его амулет?
Тетушка всплеснула руками и рассмеялась.
— Ты поняла меня, Юлиана?
Тетушка опустила руки.
— Пардон, ты меня развеселила.
— Но почему? — обиженно вымолвила Эрмина.
— Потому что «Чудо» — это имя обезьянки, — все еще смеясь, ответила Юлиана.
— Но почему?
— Потому что это чудо, что он не стал человеком, при его интеллекте — так полагает Его Превосходительство.
— Он становится чудаковат, — сказала Эрмина убежденно, — мне это сразу бросилось в глаза, как только мы приехали.
Генерал в красной парадной форме занял угрожающую позицию прямо перед сценой.
— Неисправимая бестия!
Чудо поднял голову, оскалил зубы и принялся кататься на спине, кокетливо косясь на публику.
— Ты опять хочешь меня опозорить?
Чудо дважды весело перекувырнулся в воздухе, вызвав невероятное оживление у публики, и снова уселся у ног Олимпии, со вниманием изучая подол ее платья. Бедная барышня побледнела, как полотно, глаза ее расширились от ужаса.
Это переполнило чашу терпения генерала. Одним прыжком он вскочил на сцену, но Чудо оказался проворней, кинулся вправо и, в мгновение ока вскарабкавшись вверх по занавесу, оказался за пределами досягаемости. Генерал стоял внизу, а Чудо что-то восторженно верещал, глядя на него сверху. Что он пытался растолковать на своем обезьяньем языке, понять никто не мог, но звучало это так потешно, что многие офицеры расхохотались. Это невероятно воодушевило обезьянку. Она карабкалась все выше и выше, корча такие забавные гримасы, что дамы, хихикая, прятали свои лица за веерами, а мужчины покатывались со смеху.