Я чувствую, как колено Йозефы упирается мне в поясницу. Она тянула, пыхтела, снова тянула, корсет становился все теснее, казалось, какой-то великан зашнуровывает мне воздух.
— Готово! — воскликнула Юлиана. — Отпускай. Дышать неглубоко, дорогая Минка! Только верхнее дыхание, совсем легонько.
Я обернулась, хватая ртом воздух.
— Без паники! — успокаивала тетушка. — Спокойно, душа моя, вот так, молодец! Все не столь страшно. Привыкнешь.
Взяв под руку, она подвела меня к большому зеркалу в дверце платяного шкафа. Мой страх перед зеркалом давно улетучился. Каждое зеркало после «Юной спасительницы» глядело на меня дружелюбно. Не скрою, это величайшее в мире благо, когда можно высоко держать голову и не считаться больше уродиной. Я открыла глаза. Неужели такое бывает? Моя талия сделалась вдруг совсем тонюсенькой. Бедра же заметно округлились. Это было чудо!
— Йозефа! Сантиметр! Сколько там у нее?
— Сорок пять сантиметров, милостивая госпожа.
— Что я говорила! — блаженно воскликнула тетушка. — Интуиция меня никогда не подводит! Минка, дорогая, большинство женщин можно затягивать до посинения, но их фигура так и останется скверной. Для осиной талии нужна гибкость и стройность от природы, у нас с тобой это есть. Теперь мужчина обхватит твою талию двумя руками. Ты можешь гордиться.
Я радостно кивнула и полюбовалась собой со всех сторон. Впервые в жизни я выглядела как маленькая женщина. Уже не жердь. Еще немного округлиться в груди, и у меня будет головокружительная фигура.
— Минутку! — воскликнула тетушка. — Душенька, пожалуйста, повернись-ка еще разок. Теперь медленно подними правую руку над головой, как это делают танцовщицы. Ну что, Йозефа дорогая? Какое сходство! Линия шеи, плечи. И эти изящные руки…
— Сходство поразительное, сударыня, — согласилась энергичная камеристка, — я сразу увидела, как только барышня сняла платье. Похожи, как мать и дочь.
— И точно такая же осанка. И скажу тебе, дорогуша, мы выбьем из этого капитал… Такой шанс! Надо быть идиотом, чтобы им не воспользоваться. Минка, не таращи глаза. Я не скажу тебе ничего. Не имею права. Ты должна доверять нам. А теперь ответь мне, детка, как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо… — выдохнула я. — Только я… не могу… говорить.
Дышать было нечем.
— Ах, все обойдется, — успокоила меня Юлиана. — Сядь на свою кровать и два часа не двигайся. А завтра снова зашнуруем тебя на два часа, послезавтра на три, и ты увидишь, скоро ничего не будет болеть. Немножко будет трудно дышать, но так всегда бывает. И к этому привыкаешь.
Но это оказалось неправдой. К моему великому счастью, я так и не смогла привыкнуть к корсету, что имело невероятные последствия для моей дальнейшей жизни. Но я забегаю вперед. Должна признаться, что жизнь в корсете не идет ни в какое сравнение с жизнью без него. Раньше я была свободна. Хозяйка своему телу. Теперь я была перевязана, как пакет. С самостоятельностью было покончено. Я казалась себе инвалидом. Не могла даже нагнуться. Поднять что-либо стало мукой. Я не могла самостоятельно ни одеться, ни раздеться. Теперь и мне потребовалась камеристка, как всякой взрослой женщине. По желанию Эрмины в наше распоряжение предоставили толстуху Цилли. Она одевала и раздевала меня, а по вечерам терпеливо массировала мне спину с багровыми следами от шнуровки.