— Об этом никто не узнает, — поддержала ее принцесса Валери, — и знаешь, дорогая Минка, я ведь тоже училась верховой езде. Это, видишь ли, входит в воспитание принцесс. Ах, какая то была мука. Но… я только дважды сломала руку, а один раз чуть не сломала шею, это было незадолго до моей свадьбы. Но настоящего вреда верховая езда мне не принесла.
— Моя дорогая принцесса! — воскликнул генерал. — Зачем об этом сейчас говорить? Шею вы повредили в ночной скачке, не так ли? А мы будем упражняться днем.
Аттила Надь засмеялся и снова стал похож на голодного волка.
— Сударыня станет героиней Эннса. — Он бросил на меня обжигающий взгляд. — Габор, жаль только, что уроки будешь давать ты. Может, передашь мне пари? Что ты за это хочешь?
Что? Уроки у этого чужака? Я тотчас вновь обрела голос и обратилась к генералу:
— Лошади такие большие, Ваше Превосходительство, и они меня не любят.
Генерал успокаивающе погладил мне руку.
— Чушь! Конечно же, они вас полюбят. Я привез три отличных экземпляра. Завтра вы выберите себе одну из них. И она вам обязательно понравится. И вы ей. Лошади вовсе не чудища, честное слово.
— Но я боюсь.
— Боитесь? Но не моей малышки Ады. Она вас полюбит, как сестра. Она приучена к дамскому седлу. Не лошадь, а картинка! Каштанового цвета. И маленькая.
— И самая добродушная в мире, — поспешно добавил Габор. — Ни разу никого не укусила и не лягнула. Дети крутятся вокруг нее, собаки. Она все терпит. И представьте себе — вчера одна кошка родила между ее подковами котенка. Вот такое доверие она вызывает к себе.
— Мою маленькую Аду, — задумчиво заключил генерал, — я привез для своей будущей невесты. Но мир так пуст и сиротлив, что я до сих пор не нашел себе невесты. Так пусть Ада поможет нашему золотку, нашему ангелочку одержать победу. Эта маленькая чертовка, Ада. У нее есть перец в крови. Лучших кровей девочка. Parva sed apta.
Опять латынь. Означает: мал да удал. Генерал бегло говорил на латыни. Латынь была официальным языком в Венгрии, до подъема национализма, и до сих пор широко употреблялась в образованных кругах. Но латынь в устах генерала — сигнал того, что самый лучший наездник уже не совсем трезв. Это мы знали от Габора.
— Carpe diem! — снова обратился ко мне генерал. — «Лови момент!» Ну что? Она решилась? Пора бы уже.
Я оглядела собравшихся.
Семь пар глаз выжидающе глядели на меня.
— Душенька, вы окружены. Вы — жертва заговора. Сдавайтесь!
— Но у меня нет сапог для верховой езды, — слабо возразила я.
— Прекрасно, — покровительственно улыбнулся генерал. — Завтра собираемся — и все наверх к Айбельсбергеру заказывать сапоги. А потом и к госпоже Цирмиллер.