В темноте раздается голос Геббельса:
— Придется пройти в ваш бункер, фюрер…
— Горячие дни! Но ничего, ничего. У меня есть кое-что в запасе, — говорит Гитлер.
Толкаясь, тяжело отдуваясь, Гитлер, Геббельс и сопровождающие их генералы спускаются вниз.
Комнаты маленькие, тесные. Узел связи. Электростанция. Овчарка со щенятами в какой-то буфетной. Ящики с винами и всевозможной провизией в коридора.
— А-а, Блонди! — ласково зовет Гитлер собаку и треплет ее по шее.
Кабинет. Рядом маленькая, скупо обставленная спальня. Ева Браун сидит на диване, подобрав под себя ноги. Гитлер как бы невзначай спрашивает Бормана:
— Ну, а здесь спокойно, по крайней мере? Где мы находимся?
Он делает вид, что понятия не имеет о своем личном бункере.
Борман вынимает карандаш и на чистом листке бумаги чертит расположение бункера.
— Над нами восемь метров железобетона, — хвастливо докладывает он, — чудесная вентиляция, связь с фронтами. Здесь, мой фюрер, вы не услышите ни одного звука…
— Ни одного звука жизни, — на ухо говорит Кребс Кейтелю, и тот пугливо отстраняется от неосторожного.
Кребс в третий раз раскладывает карту.
— Положение угрожающее… — решительно говорит он. — В Берлине будет решаться судьба Германии…
Но Гитлер опять останавливает его:
— Как только речь заходит о русских, вас начинает знобить. Это травма сорок первого года!.. Я принял сейчас окончательное решение, господа. Кейтель и Иодль улетают к Деницу, Геринг займется подготовкой Альпийского плацдарма, Гиммлер берет на себя западные области. Берлин буду оборонять я. Геббельс и Борман остаются со мной. В Берлине я столкну Сталина с его союзниками и выиграю войну. — Он кричит и брызжет слюной в лицо Кребса: — Вы увидите, что значит быть твердым, уверенным в своей силе!..
Кребс закрывает глаза.
— Уговорите его оставить город, — тихо говорит Кребс Иодлю, — тогда Берлин будет спокоен. Вы же знаете, он приносит только несчастье.
— О чем вы говорите? Уже поздно что-либо предпринимать… Поздно… — беспомощно разводит руками Иодль.
Штаб Кребса. Адъютант Кребса у телефона:
— А? Пропустить, Август!
Он спешит к двери, в которую двое немцев вводят раненого.
Р а н е н ы й. Русские танки прорвались в Люненвальде.
А д ъ ю т а н т. Что?
Р а н е н ы й. Русские танки прорвались в Люненвальде.
Появляется Кребс. Слышит последние слова раненого.
К р е б с. Не может быть! Не может быть!
Раненого уводят.
Кребс у телефона:
— Говорит Кребс, русские танки стремительно прорвались с юга на Берлин, окружают его, берут в клещи. Сообщите как-нибудь об этом фюреру. — Кребс кладет трубку. — Это конец!