— От кого? — быстро спрашивает Дементьев.
— От Шелленберга. Шелленберг уже вызвал сюда, в Берлин, своих главных резидентов. Может быть, их сейчас передают американцам. В суматохе последних дней я попытаюсь добраться до этих материалов. Большего для моей Родины я, вероятно, никогда сделать не смогу…
— Машенька, все-таки я очень тревожусь за вас.
— Ничего, Алексей Николаевич. Постараюсь вывернуться.
Она протягивает ему руку.
— Желаю успеха, — тихо говорит Дементьев.
— Спасибо.
Неожиданно взгляд Марты упал на листовку, наклеенную на стене. Дементьев и Марта читают первые строки и улыбаются.
«Немецкие матери и жены! Ваши мужья, сыновья и братья умирают за безнадежное дело…» В конце листовки подпись: «Германская коммунистическая партия».
Марта и Дементьев расходятся в разные стороны.
Принцальбрехтштрассе. Здание, заслужившее одну из самых страшных репутаций, — гестапо.
Кабинет начальника заграничной разведки Вальтера Шелленберга. На стенах портреты Гитлера, Бисмарка, географические карты.
За овальным письменным столом сидит Шелленберг. Против него — нацистский резидент в Албании Удет. В глубине кабинета, развалясь в кресле, сидит Гарви.
— Настало время нашей войны, войны в темноте. Запомните, Удет, сейчас можно сделать настоящую карьеру, — наклонясь вперед, говорит Шелленберг.
— Работа шпиона, господин группенфюрер, не мне вам это говорить, очень тяжелая работа. Особенно теперь. На Балканах будет чорт знает что. Все валюты летят кувырком. Людей не на что покупать… Чем платить? Марками?.. И, кроме того, господин группенфюрер, в чем будет выражаться моя скромная награда? В какой валюте мы будем получать?
— В долларах, конечно, — раздается из-за спины Шелленберга спокойный голос Гарви.
Удет поворачивается к Гарви, затем вопросительно смотрит на Шелленберга.
— Вас это устраивает? — брови Шелленберга иронически поднимаются.
— Безусловно… — радостно бормочет Удет.
— В Тиране с вами установит связь представитель американской миссии. Пароль: «Вы курите отечественные?» Отзыв: «Нет, предпочитаю «Честерфильд».
— «Честерфильд», — тихо повторяет Удет.
На диване сидят Шелленберг и человек в сутане. За ними стоит Гарви.
— При всем безмерном уважении к вам, монсиньор, должен сказать, что сделать вам удалось немного. Вы заверяли, что католическое крестьянство Венгрии не примет новых порядков.
Человек в сутане возмутился:
— Им начали раздавать помещичью землю, что я мог предложить взамен?
— Духовные идеи! — улыбнулся Шелленберг.
— Вы шутите, сын мой. Но поверьте, мне не до шуток. У меня был великолепный план… Если бы американцам удалось оккупировать Венгрию…