Процедура эта хоть и продвигалась совместными усилиями, все же затянулась надолго. И не столько потому, что не один Туманов среди штрафников грамотой не отличался, сколько из-за поднявшегося жуткого шума и гама.
Салов, например, потешался и ржал жеребцом:
— Не Туман ты, выходит, а баран! Дурья башка! Я, цыган, и то в грамоте больше разбираю…
— Тише ты, грамотей без лаптей! — урезонивал его Бачунский. — Смотри, какой апостол конокрадских наук выискался!
— А мне зачем без толку писать? — сомневался Ваня Яковенко. — Убьют меня, так все равно похоронку некуда посылать. Родные-то в оккупации.
— Ты пиши, пиши, раз велено. Не век им в оккупации быть.
Муратов вообще медальон брать отказался. С ужасом на него уставился, будто ненароком с нечистой повстречался, лицом помертвел. Суеверный, оказывается. Пришлось насильно заставлять его взять медальон.
Загвоздка вышла и с указанием номера части. Ведь если убьют в бою, значит, судимость будет снята и в похоронке укажут, что погиб за Родину честно. Для чего тогда штрафной указывать? Заспорили, загалдели. Наконец рассудили — и Павел согласился — обратиться за разъяснениями к ротному, а пока вместо номера оставить прочерк.
Пока судили и рядили, сходил в соседний блиндаж, к Махтурову, узнать, как у него дела подвигаются. С порога натолкнулся на Карзубого. Как будто специально тот его дожидался. Рот до ушей растянулся.
— О, взводный! В самый раз! На погляди, а то, может, напутал чего. Или нет, давай лучше я сам прочитаю, а то еще не разберешь. В писарях-то мне кантоваться не приходилось, да и в школе особо не задержался.
— Ну, давай читай, — разрешил Павел, думая, что неспроста тот чтение вслух затевает.
— Халявин, Александр Васильевич. Год рождения — 1913-й, домашний адрес и постоянное место жительства — вологодская тюрьма.
Дочитав до этого места, Карзубый, предвкушая торжество, выжидательно осклабился:
— Пойдет, что ли?
— Ну вот, у тебя и имя, оказывается, есть, да еще и звучное, как у Суворова. А ты кличку какую-то паршивую на себя нацепил и отзываешься на нее по-собачьему…
Улыбка медленно сползла с лица Карзубого. Затея оборачивалась против него.
— Что касается твоего постоянного места жительства, — невозмутимо продолжал Павел, — то не ахти, конечно, адресок, но указан правильно. К сожалению, правильно. У нас в стране каждый волен выбирать себе место в жизни. Ты выбрал тюрьмы. Но при желании прописку можно сменить. Возможность есть. Было бы только стремление.
Карзубый уже не скрывал своей злости.
— Ладно, взводный, хорош. Срисуй клоуна с кого другого — с меня не надо! — отрезал он и, сунув злосчастный медальон в карман, отошел.