Яков Густельский и Алексей Ерохин, наоборот, ничем не примечательны, бесцветны. С такими встретишься на улице, а покажи через пять минут — долго думать будешь, видел ли когда.
Ефим Садчиков — крепкий чернявый мужик с усами под Чапаева. В годах. Сообщив свои данные, первым делом поинтересовался номером полевой части. Записал на листочек для памяти и за письмо уселся. Писал долго и трудно, так что всякому понятно — непривычное это для него занятие. Павлу почему-то подумалось, что на Урале у Садчикова осталась любимая и обязательно большая семья.
Шукшин Федот. Молодой с нагловатым взглядом, дерганый. Не понравился сразу. Решил, что из приблатненных, вроде Сидорчука. Немало таких в войну появилось в тюрьмах. Обыкновенный мужик, а попадет в тюремную камеру и начинает из кожи лезть, под уголовников подделываться.
Спросил Шукшина о военной подготовке. Федот головой с достоинством тряхнул, дескать, обо мне беспокоиться не надо. «Я, взводный, сам кого хочешь обучить могу. Зачеты по военному делу на Халхин-Голе сдавал. Потом еще три года в Монголии оттрубачил. Что к чему, разбираю».
Вишняков Иван. Нескладный, сутулый, одно плечо выше другого. На вопросы отвечал сбивчиво, робко. В отчестве своем и то запутался. Павел на него в сердцах прикрикнул:
— Да ты что, в самом деле, имя отца, что ль, забыл?!
Вишняков и вовсе потерялся. Шукшин за него вступился:
— Ты, взводный, на него здорово не напирай. Он так мужик ничего, сойдет, токо запуганный…
Павел с укоризной себя одернул. Недавно солдат из тюрьмы, наверно, шок у него еще не прошел. Сам ведь тоже нелегко в себя приходил после камеры. Наконец очередь и до блатного дошла. Совсем другой человек перед взводным предстал: ни грубости, ни спеси. Зарапортовал, как тюремному надзирателю:
— Николаев, Василий Игнатьевич, уроженец Вольского района Саратовской области.
Чуть статью и срок по лагерной привычке не назвал. Перебил его Павел:
— А ты оружие, Николаев, знаешь?
На лице Николаева отразилось замешательство.
— А как же?! — с неподдельным изумлением воззрился он на Павла, будто и подозревать его в обратном грешно было. — Знаю, гражданин начальник. Финкой редко когда промахнусь, ну а если ломиком по черепу…
Вот и поговори с таким типом.
Разместились на нарах с трудом. Павел с докладом к ротному пошел: тесно. Но старший лейтенант второй блиндаж занять не разрешил. Таков приказ комбата. Балтус считал, что солдатам так легче будет притереться, обжиться, а взводным лучше присмотреться к новичкам. Кроме того, ожидалась новая крупная партия пополнения.