Милдред рассказывала мне о своем брате, Артуре Ремлингере. Он был американцем тридцати восьми лет, немалое число которых провел в Канаде, сам выбрав ее для себя. Из их семьи только он сумел поступить в колледж — собирался стать адвокатом, но по разного рода причинам учебу не завершил, а в Америке разочаровался. Жил севернее мест, по которым мы в те минуты ехали, в маленьком городке Форт-Ройал провинции Саскачеван, управлял там отелем. То, что она и он оказались по разные стороны границы, было, сказала Милдред, просто случайным стечением обстоятельств. Виделась она с ним нечасто, но считала, что это несущественно. Она любила его. По ее словам, брат согласился принять на себя заботы обо мне потому, что я американец и мне некуда податься, — ну и ей захотел сделать приятное. Занятие для меня он найдет. Своих детей у него нет, и потому со мной ему будет интересно, — и с Бернер тоже было бы, если б она не сбежала. Человек он, как я еще увижу, необычный. Развитой, умный. Находясь рядом с ним, я многое узнаю, он мне понравится.
Милдред решила выкурить еще одну сигарету и выпускала теперь из ноздрей дым, улетавший в окно. Машину она вела уже много часов — и только для того, чтобы увезти меня подальше от мест, в которых мне грозила беда. И наверняка уже сильно устала. Я пытался представить себе городок, в который мы едем, — Форт-Ройал, провинция Саскачеван. Звуки эти были чужды моему уху и оттого казались опасными. Воображение сумело нарисовать мне лишь картину окружавших нас прерий, в которых для меня места не было.
— А долго я буду жить с вашим братом? — спросил я только для того, чтобы не молчать.
Милдред выпрямилась, покрепче ухватилась за руль.
— Я не знаю, — ответила она. — Посмотрим. Только не трать время на мрачные размышления о прошлом.
Сигарета торчала из одного угла ее рта, а говорила Милдред другим.
— В твоей жизни еще много чего интересного случится, прежде чем ты умрешь. Поэтому будь повнимательнее к настоящему. Ничего не отвергай и старайся, чтобы у тебя всегда имелось что-то, от чего ты был бы не прочь отказаться. Это важно.
Ее совет не так уж и сильно отличался от того, что отец сказал Бернер и мне в день, когда мы не попали на «Ярмарку штата». Вот, значит, как думают взрослые, решил я, — хотя наша мать смотрела на мир иначе. Она-то как раз отвергала многое и принимала жизнь лишь на своих условиях. Милдред надула щеки, обмахнулась ладонью: ей было жарко в ее зеленом шелковом платье.
— То, что я сказала, имеет для тебя какой-нибудь смысл? — Она склонилась на сиденье и постучала мягким кулаком по моему колену — как люди стучатся в дверь. — Имеет? Тук-тук?