— Да и мне тоже, — отозвалась она и, похоже, повеселела. — По-настоящему, самое противное — это лечение. Которое ни от чего не вылечивает. Так что ты лучше приезжай, ладно? Мне хочется повидаться с тобой. И кое-что тебе отдать.
— Конечно, приеду, — сказал я. — В следующие выходные.
— Ты все еще господин Учитель? — спросила она.
— До июня, — ответил я. — А там на пенсию выйду.
— Мне, наверное, было бы жаль лишиться такого высокого звания.
И сестра засмеялась — не без издевки, как при последней нашей встрече, когда она сказала, что я отказался слишком от многого.
— Ей просто хотелось выяснить, согласишься ли ты приехать. — Клэр уверенно покачала головой. Она помогала мне укладывать вещи в небольшую сумку. Я собирался пробыть там всего один день. — И ты, разумеется, согласился.
— И ты бы согласилась, если бы твоя сестра умирала.
Наш дом стоит на Монмут-стрит рядом с маленьким парком, перед домом и с одного его бока растет по чахлому ильму. В тот день оба уже золотились как напоказ. Октябрь — месяц, ради которого стоит жить на нашей широте.
— Естественно, — сказала она и, похлопав меня по плечу и поцеловав в щеку, прибавила: — Я тебя люблю. Дай ей все, чего она хочет.
— Да она только одного и хочет, чтобы я приехал, — сказал я. — И сама собирается дать мне что-то.
— Ну посмотрим, — хмыкнула Клэр. Жена у меня — бухгалтер высшей квалификации, и мир, лежащий за пределами узкого круга ее близких подруг и родственников, представляется ей живущим по законам, которые правят деловыми переговорами: учет всех «за» и «против», компромиссы между прибылями и затратами, уступками и приобретениями — но не между добром и злом. Такие взгляды не обратили ее в циника — всего лишь в скептика. — Передай ей мои самые теплые пожелания, если, конечно, она меня помнит.
— Помнит, — сказал я. — И будет рада услышать это. Передам.
В Миннеаполисе было холодно. Я всегда любил этот город — издали — за то, что представлялось мне приходившимся ему в самую пору рафинированным, стойким оптимизмом. Время от времени мы, направляясь к жившей в Портидж-ла-Прери матери Клэр, специально делали большой крюк, чтобы побывать в нем, а затем, переправившись на пароме через озеро, катили к Висконсину.
Я стоял, поеживаясь в пальто, у «Комфорт-Инн» и глядел в небо, на эскадрильи спешащих на юг уток, пока ко мне не подъехал помятый синий «форд проуб» с полосами ржавчины на крыльях, капоте и крыше; за рулем сидела Бернер. Она опустила стекло в окошке.
— Привет, большой мальчик. Перепихнемся по-быстрому? Перепихон — это все, что я могу предложить.