Канада (Форд) - страница 62

18

На три темы размышлял я — вынужден был размышлять, чтобы как-то сжиться и с последствиями совершенного моими родителями вооруженного ограбления, и с тем, что они обратились в преступников, которых в скором времени ожидала тюрьма.

Одна была связана с тем, что наши родители всегда очень сильно отличались один от другого. Мы с сестрой поняли это давно, еще детьми. Их бросавшиеся в глаза различия — в характере, внешности, взглядах, темпераменте (о чем я уже написал) — образовывали крайние полюса континуума, по которому были распределены наши жизни, моя и Бернер. Мы с ней тоже состояли из тех человеческих черт, делавших родителей столь разными, — одни были представлены во мне, другие в Бернер, — хоть они и не придавали нам никакого сходства. Я был оптимистом, но не таким, как отец. Я был осмотрителен, но не так тверд и скептичен, как мама. Бернер внешне походила на маму, однако даже в пятнадцать лет была выше ее ростом — пять футов, восемь дюймов. В характере Бернер присутствовала и приятная сторона, но сестра не позволяла ей проявляться и по преимуществу вела себя так, словно ее не было вовсе, чего ни об одном из наших родителей никто не сказал бы. Мы с ней были умны — в разумных пределах, как мама. При этом Бернер отличалась практичностью, в обоих наших родителях отсутствовавшей. Она питала также склонность к унынию, к упадочническим настроениям, в которые время от времени впадали и отец с мамой, и в какие-то моменты склонялась к тому, чтобы признавать свое поражение — от судьбы-де не уйдешь, — а мне все это было совершенно не свойственно.

Так вот, когда родители вернулись после ограбления в Северной Дакоте и вся наша семья опять собралась под одной крышей, — до того, как в дом нагрянули полицейские детективы, — мы с сестрой почти мгновенно заметили, что мать и отец кажутся не такими несхожими, как раньше. Они гораздо чаще соглашались друг с дружкой, гораздо реже вздыхали и препирались и уже не выглядели ни соперниками, ни противниками, чего никак нельзя было сказать до их отъезда и возвращения. Я решил, что эта новая общность возникла еще перед отъездом, той ночью, когда они пребывали в таком хорошем настроении, — как если бы, я уже говорил об этом, они вспомнили о давней близости и та вернулась и завладела ими, отчего оба стали походить не на полюса континуума, но на двух людей, когда-то поженившихся просто потому, что понравились друг дружке.

Одному только богу известно, что творилось в их головах в последовавшие непосредственно за ограблением дни. Добытые ими деньги находились где-то в нашем доме. Родители, наверное, чувствовали себя людьми, которые бросаются всем в глаза, живущими во враждебном им мире (даром что день назад они были в нем невидимками). Прежняя жизнь, к которой оба прониклись неприязнью по своим частным причинам, теперь должна была казаться им ошеломительно недостижимой — плот унесло слишком далеко, воздушный шар поднялся чересчур высоко в небо. Прошлое жестоким образом оборвалось, будущее грозило опасностями. Может, и это тоже объединило их — неожиданно возникшее у обоих понимание последствий того, что они натворили. Прежде они особой силой такового не отличались. Возможно, неумение думать о последствиях и было величайшим их недостатком, хоть у каждого имелись причины знать: из любого поступка непременно проистекают какие-то следствия.