— Иди сюда, Делл, — сказала она. — Надо поговорить.
Я вошел к ней, переступая босыми, в одних носках, ногами. Собственное тело казалось мне тяжелым, как будто я переел. Я мог бы лечь на ее постель и мигом заснуть.
— Как тебе сэндвич?
— Почему ты собираешь чемодан?
Она продолжала складывать одежду.
— Надумала поехать с вами завтра на поезде в Сиэтл.
— Когда мы вернемся? — спросил я.
— Когда будем готовы к этому.
— Бернер едет?
— Да. Едет. Я ей все объяснила.
— А папа? — Об этом я уже спрашивал.
— Нет.
Мама взяла с кровати голые плечики, подошла к стенному шкафу, повесила их на место.
— Почему? — спросил я.
— У него остались дела, которые необходимо уладить. Да и вообще ему здесь нравится.
— Что мы будем делать в Сиэтле?
— Ну, — отозвалась особым ее деловитым тоном мама, — это настоящий большой город. Вы повидаетесь с дедушкой и бабушкой. Им интересно познакомиться с тобой и твоей сестрой.
Я смотрел на нее строго, как Бернер иногда смотрела на меня. Почему мы уезжаем, мама не сказала, и я понимал, что спрашивать ее об этом не следует.
— А как же школа?
Сердце мое забилось чаще. Мне вовсе не улыбалось пропустить первый день занятий. Такое случалось порой с мальчиками, которых я знал и которых потом никто больше не видел. У меня перехватило горло и в глазах начало жечь, как будто там уже собрались слезы.
— Насчет школы не беспокойся.
— У меня столько планов было, — сказал я.
— Да, понимаю. Планы у всех бывают.
Мама покачала головой, похоже, разговор наш представлялся ей глупым. Она посмотрела на меня, один раз моргнула за очками. Вид у нее был усталый.
— Нужно быть гибким, — сказала она. — Негибкие люди далеко в жизни пойти не могут. Я тоже стараюсь быть гибкой.
Я полагал, что значение этого слова мне известно, но, похоже, оно означало и что-то еще. Как «иметь смысл». А признаваться, что другого значения я не знаю, мне не хотелось.
Снаружи поднялся ветер, срывавший с древесных листов воду и бросавший ее на нашу крышу. В доме же было совсем тихо.
Мама подошла к окну спальни, прижала к стеклу сложенные чашей ладони, вгляделась в темноту. Стекло отражало спальню, маму, меня, кровать с чемоданом и одеждой. Стоя у окна, мама выглядела совсем маленькой. За нею я различал лишь очертания и тени. Гараж, светлый алтей и цинии с ним рядом. Пустая бельевая веревка, освобожденная мамой от постиранной одежды. Дубок, посаженный и привязанный к колышку отцом. Его машина.
— Что ты знаешь о Канаде? — спросила мама. — М-м?
Последний звук она издавала, когда хотела казаться дружелюбной.
Канада простиралась за Ниагарским водопадом, изображенным на складной картинке моего отца. В энциклопедии я про нее ничего не читал. Страна, лежащая к северу от нас. В моих глазах стояли жгучие слезы. Я старался дышать как можно ровнее, сдерживать их.